Вокруг света 1967-08, страница 79

комсомольцам. — В кекпары комсомолец участвует. Какой пример даете?

— Ой, Жаукен! Какой казах не поскачет на кокпары?

— Он же комсомолец!

— Он степняк, он жигит!

— Сначала комсомолец, потом жигит. Пора ломать эти привычки!

Комсомольцы виновато молчали.

Л когда люди, сидевшие вокруг Нуржана, криками назвали имя жигита, великолепное, отныне легендарное имя победителя — экспедитора Кагена, — Нуржана затопила темная, звериная, ревнивая злоба. Кровь кинулась в голову, застлала слух, затемнила глаза. Размахивая руками, что-то выкрикивая, побежал он с холма вниз. Он сорвал на бегу бархатный халат, оставшись только в рубашке, подпоясанной ремешком с висевшим на нем ножом-лсяком, сорвал очки и вскочил в :едло. Он затянул повод, и огненно рыжий конь словно зажегся под ним, пошел боком, мелко перебирая ногами, будто конфузясь, пока Нуржан не ожег его с пьяной беспощадностью камчой. Он не слышал, как отец закричал вслед дрогнувшим голосом:

— Ну! Заставь, сынок, всех глотать пыль!

Ветер скачки зашипел в ушах, серо-замшевые от пыли лица всадников прыгнули в глаза, ои ворвался в потную, горячую тесноту кокпары, но тотчас, немилосердно полосуя огненного жеребца камчой, вырвался из тесноты и понесся в погоню за Кагеном.

Экспедитор был умен и коварен.

Он не уходил далеко вперед, не тревожил преследующих, оставляя им надежду, лишь бил камчой по передним ногам опасно приближавшихся коней, срывая их бег. Студент и экспедитор почти лежали на шеях лошадей и, казалось, не скакали, а летели над землей. Нуржан нагнал соперника, потянулся к окровавленной шкуре, но Каген ловко перекинул козла на левую сторону седла, стегнув Нуржанова жеребца по коленкам камчой. Ненавидя Кагеновы руки, осмелившиеся прикоснуться к Жаукен, а сейчас отнимающие победу, Нуржан выхватил псяк и всадил его в круп Кагенова коня. Обезумев от боли, конь вскинул зад, а Каген, взмахнув руками, опрокинулся на спину и, потеряв стремена, свалился с седла. Нуржан тотчас туго затянул повод, почувствовал, как плавная сила взмыла его кверху, и обрадовался, увидев под собой, под копытами взвившегося на дыбы огненного жеребца, по гное и пыльное лицо Кагена.

Пьяный бухгалтер вскочил и заорал: «Гляди, гляди! А ну давай, давай! Ай да молодец Нуржан!» А старый Байжанов закричал тонко от радости и ударил бухгалтера малахитовыми четками, видя, как жеребец сына топчет, дробит копытами упавшего на землю Кагена.

Нуржан мчался уже с лаком к холму, где сидели на белой кошме судьи; он будет теперь пить кумыс со стариками — великая честь для лучшего наездника... Жаукен спустилась с хол

ма и, повязывая на ходу голову длинным шарфом, пошла не навстречу победителю, имя которого Нуржан Байжанов, а на дорогу, ведущую к полустанку.

Она уходила не спеша, ровно, спокойно, не оглядываясь, кая уходит бесповоротно решивший. За аулом ее нагнали на телеге комсомольцы.

Нуржан Байжанов не вернулся в пединститут. В Жаман-Жол приехали милиционеры и увезли его в город. А на могилу Кагена стали приходить паломники и больные, ищущие исцеления, ибо убитые в кокпары считаются святыми. Но это скоро прекратится — и кокпары и паломничество. В Жаман-Жоле выстроена школа, и на днях приезжает учитель, комсомолка Жаукен,

МАСКА С ОСТРОВА СИТКА

Р астительные краски — а их было три, самых любимых: черная, красная и сине-голубая, — прочно проникали в кожу. Теперь ничто: ни солнце, ни сырой океанский ветер, ни снежный вихрь — не сотрет магических знаков шаманского передника. А знаков много, и не все они поначалу были ясны взгляду этнографов, заинтересовавшихся искусством обитателей острова Ситка — индей-цев-тлинкитов. Центральное изображение передника угадывается быстрее всего. Это ритуальная маска: квадратное лицо, корона, условно, в шахматном порядке нарисованные зубы. А вокруг? Вокруг расположены странные гео-

(К первой странице обложки)

метрические фигуры с кружками и овалами в центре. Позднее появилось название для этих знаков — «глазной орнамент». Тлинкиты больше всего любили изображать на своих праздничных одеждах глаза. Широко открытые, прищуренные, зоркие и отрешенные — очень много разных глаз, взглядов. Ученые объясняют это по-разному. Тлинкиты — охотники и рыбаки. А для охотника и рыбака самое, должно быть, важное — острый, удачливый глаз, помогающий в суровой борьбе с океаном, с ловким зверем... Но возможно и другое объяснение: человек, затерянный посреди равнодушной водной пустыни, не хо

тел смириться с тем, что он одинок и заброшен. Он жил в уверенности, что за его бедами и удачами следят иные живые существа. Они смотрят за ним отовсюду то с сочувствием, то в раздражении, то с безразличием...

Когда во второй половине прошлого века на остров Ситка высадилась русская экспедиция, гости отнеслись к быту и искусству тлинкитов с уважением и вниманием. Видимо, у начальника экспедиции Максутова был добрый глаз: он привез в Россию из Северной Америки целую этнографическую коллекцию, многие экспонаты которой являются в наше время музейными реликвиями.

77