Вокруг света 1968-01, страница 39

— Нет. Ты что-нибудь понимаешь?.. Раз ты член семьи, ты бы мог нам помочь. Не можешь устроить, чтобы там кто-нибудь тебя подменил, а сам ты приедешь сюда?

— Это ничему не поможет. Где Жанвье?

— В комнате старухи. Парни из судебной экспертизы уже принялись за работу. Первое, что они обнаружили, — отпечатки детских пальцев на ручке двери. Давай! Хватай такси и приезжай...

— Нет. Что бы там ни было, здесь некому меня подменить.

Все это было верно, с одной разве что поправкой. Он не хотел отсюда уезжать и не думал, что, если он уедет, это поможет делу.

— Послушай, Гонес... Я должен найти мальчика, а отсюда мне это сделать легче, чем из любого другого места. Ты ведь понимаешь меня?.. Лередай Жанвье, что я остаюсь здесь. Да скажи ему, что у старой мадам Файе были деньги, и не исключено, что она прятала их где-нибудь в комнате.

Словно в лихорадке, вставлял он свой штекер в одно гнездо за другим, вызывая различные полицейские участки восемнадцатого округа.

— Продолжайте поиски мальчика десяти лет, довольно бедно одетого... Держите под наблюдением все телефонные стойки.

— Ты думаешь, все это — дело мальчишки?

Лекёр не потрудился ответить. В следующую минуту он соединился с телетайпной, где занимались и радиосообщениями.

— Жюстен?.. У меня срочное дело... Не пошлешь ли ты вызов всем нашим патрульным машинам в районе площади Звезды? Пусть они начнут поиски...

И снова приметы мальчика, Франсуа Лекёра.

— Нет. Я понятия не имею, куда он направляется. Могу сказать только, что он, по-видимому, старается держаться на приличном расстоянии от полицейских участков и как можно дальше от мест, где можно наткнуться на какого-нибудь регулировщика.

Он знал квартиру брата на улице Васко да Гамы. Две темные комнаты и кухонька. Мальчик всегда ночевал один — в это время его отец был на работе. Из окон через двор, обычно завешанный бельем, видна была задняя сторона дома на улице Миша. Кое-где на подоконниках в этом доме стояли горшки с геранью, а сквозь проемы незанавешенных окон можно было наблюдать са

мых разных представителей рода человеческого.

Правда, сейчас стекла там тоже должны быть затянуты изморозью... Лекёр спрятал эту мысль до поры до времени где-то в уголке мозга. Она могла оказаться важной.

— Ты думаешь, это мальчик бьет стекла на телефонных стойках?

— Платок, который они нашли, принадлежал ребенку, — отрывисто сказал Лекёр.

Он не хотел быть втянутым в дискуссию. Некоторое время он молча сидел за коммутатором, размышляя, что еще можно предпринять.

Похоже было, что на улице Миша работа подвигалась вовсю. Когда он дозвонился до них еще раз, доктор и представитель магистратуры были уже там.

Какую помощь мог оказать им Лекёр? Хотя он и не был с ними, место преступления стояло перед его глазами почти столь же ясно, как и перед глазами тех, кто находится там, — и угрюмые дома, и покрытый копотью виадук метрополитена, наискось перерезавший пейзаж. Во всем районе только бедняки, одни бедняки.

Он снова позвонил на набережную Жавель:

— Гонес еще там?

— Он строчит отчет. Позвать его?

— Да, будьте добры... Алло, Гонес!.. Это Лекёр... Извини, что я тебя оторвал, но я хочу узнать — ты поднимался в квартиру моего брата?.. Была ли смята постель мальчика?.. Была?.. Хорошо. Это уже лучше... И еще: не было ли там каких-нибудь свертков?.. Ну да, свертков, рождественских подарков... Что?.. Небольшой радиоприемник... Нераспакованный... Естественно. Еще что-нибудь? Еда?.. Какая? Курица, кровяная колбаса...

Он удивился, когда, взглянув на часы, увидел, что уже половина десятого. Нечего было и ждать теперь каких-либо известий с площади Звезды. Мальчик уже мог быть далеко.

— Алло!.. Судебная полиция?.. Нет ли там инспектора Сэла-ра?.. — Сэлар был вторым, кого случившееся убийство оторвет от домашнего очага, чье рождество

хбезвозвратно пропадет.

— Извините, что я беспокою вас, господин комиссар. Это насчет этого мальчика. Франсуа Лекёра.

— Вы что-нибудь знаете? Он ваш родственник?

— Это сын моего брата... И по

хоже, что это именно он разбивает стекла наших телефонных стоек. Семь штук. Я не знаю, успели или нет вам уже доложить об этом... Я хотел попросить у вас разрешения объявить всеобщий вызов...

— Не могли бы вы зайти ко мне?

— Здесь некому сменить меня.

— Хорошо, тогда я сам приду к вам. А тем временем можете объявлять всеобщий.

Лекёр оставался спокоен, хотя руки его, когда он снова соединялся с комнатой наверху, вздрагивали.

— Жюстен?.. Снова Лекёр... Всеобщий вызов. Да. Это все тот же мальчик. Франсуа Лекёр. Десять с половиной. Для своего возраста довольно рослый. Худощав. Не знаю, в чем он; возможно, это джемпер цвета хаки, перешитый из американского военного мундира. Нет. На голове у него ничего нет. Он всегда ходит с непокрытой головой, и волосы торчат во все стороны вокруг лба,.. Может быть, нелишне будет разослать также и приметы его отца. Это не так легко... Ты ведь представляешь меня, верно? Ну, так Оливье Лекёр — это что-то вроде моей бледной копии. На вид он робок и не отличается здоровьем. Из тех, кто никогда не идет посередине тротуара и всегда уступает дорогу другим. Походка у него немного неровная из-за раны, которую он получил в первую мировую... Нет, я понятия не имею, куда они могут идти, только я не думаю, что они вместе. По-моему, мальчику угрожает опасность.

К тому времени, как Лекёр кончил говорить, инспектор Сэлар уже пришел, ему и идти-то было — завернуть за угол с набережной Орфевр. Вид у него был импозантный, особенно в этом его просторном пальто. Широким движением руки он приветствовал троих дежурных, а затем, схватив стул так, словно это был пук соломы, развернул его и тяжело сел.

— Что мальчик? — осведомился он наконец, не сводя с Лекёра внимательных глаз.

— Не понимаю, почему он перестал нас вызывать.

— Вызывать?

— Ну, словом, привлекать наше внимание.

— Но зачем ему вызывать нас и — молчать?

— Предположим, его преследовали. Или он преследовал кого-нибудь.

37