Вокруг света 1968-04, страница 60

У белой идеи сейчас нет более авторитетного имени, чем мое».

Лукавая надежда вспыхнула на мгновение и снова возвратила его во власть желаний: чем несбыточнее были желания, тем нестерпимее становилась их власть.

Он очнулся от сильных толчков: вздрагивая и скрипя, поезд замедлил ход. Раздались громкие, тревожные крики: русские и чешские слова сталкивались, стихали, снова вспыхивали.

— Партизаны, — решил Колчак. — Да, конечно, партизаны. — Он приоткрыл дверь.

Юноша в бурятской шубе с полотенцем во всю грудь преградил адмиралу дорогу. Колчак опять увидел страшные, обессиливающие его слова: «Вся власть Советам!»

— Вернитесь в купе, — сказал Шурмин, положив ладонь на гранату.

Адмирал отступил, перечеркнув презрительным взглядом столпившихся офицеров. Стало обидно, что один мальчишка устрашает полусотню его приближенных.

Шурмин прислонился к двери купе, победоносно поглядывая на офицеров, на Соседко, стоящего в противоположном конце вагона. Неожиданное пришло к Андрею, пришло, как и положено, внезапно. Все стало исключительным, исполненным особенного значения.

Перебранка снаружи усилилась, но Андрей не понимал, что случилось.

— Еще одно преступление! Извольте подписать акт, господа! — раздался у вагона визгливый голосок. — Что, что, что? Исчезло тринадцать ящиков золота, а вы мне говорите. Что, что говорите вы? Непостижимо! Необъяснимо! А я объясняю — самая бесстыдная кража, господа! Охранители золотого запаса разворовывают запас...

Разгневанный фальцет приглушило тяжелым, ломающим русские слова басом.

— Чудо какое-то! Три пломбы срезано, и никто не видел. Золото исчезло бесследно, но нельзя же подозревать в краже конвой.

— Золото украл господь бог? Да? Оно провалилось сквозь землю? Да или нет, да или нет? Кому вы морочите голову? Государственному контролеру!

Спорящие ушли. Андрей стискивал кулаки, готовый швырять гранаты, бить сразу из двух наганов по этому обезумевшему поезду убийц и грабителей.

8

...За вагонным стеклом начинался рассвет — узенькая кровяная полоска в мрачном разломе снежных туч. Рыжие лужицы света ширились и росли, огнистые гривы дыма падали под откосы. Струились, обрызганные ржавыми пятнами, запасные пути, мелькали товарные вагоны, грязные склады, запакощенные пакгаузы. Появились брошенные паровозные скаты, похожие на свернувшихся лиловых змей.

Поезд сбавил ход, появился перрон, на перроне — тысячеголовая толпа с полыхающими знаменами, с плакатами, обжигающими, как серная кислота.

— Выдайте нам Колчака!

— Нет угля!

— Нет паровозов!

— Верните русское золото!

Человеческая лавина напирала на медленно

бредущий поезд: за окном мелькали гневные лица, заиндевелые шапки, бабьи платки. Адмирал видел рты, искривленные криком, глаза, расширенные ненавистью, кулаки, посиневшие от сдерживаемой силы, и не было ни одного сочувственного лица в бесконечной цепи лиц.

Поезд, набирая скорость, проскочил черемхов-ский вокзал.

И тогда захлебнулись железным ревом гудки угольных шахт.

И утренний воздух потрясли пронзительным свистом все электростанции.

И яростный вой всех паровозов ударил в до-гонку.

И все телеграфные аппараты забарабанили од но-единственное слово: «Задержать, задержать, задержать!»

Адмиралу почудилось, что даже вагонные колеса отвечают: «Задержим, задержим, задержим!»

Золотой эшелон подходил к Иркутску.

Для необычного поезда был отведен особый тупик. Политический центр выставил свои воинские части, иркутский ревком — рабочие дружины, союзные комиссары — чешский караул. Все входы и выходы и запасные пути прикрывались партизанами, подошедшими из тайги.

Эшелон еще не успел остановиться, как из вагонов стали выпрыгивать офицеры. Андрей, прикрывая купе с Колчаком, настороженно поглядывал на последних спутников адмирала.

У последнего вагона Долгушин встретил финансового контролера; держа на весу толстый портфель, он смотрел на свинцовые пломбы с оттисками двуглавого орла.

— Почему вы медлите? Бегите!

— Чю? — взвизгнул контролер. — Вы советуете мне бежать, господин полковник? Постыдный совет. Я пока еще служу русскому золотому запасу.

Долгушин безнадежно взмахнул рукой и нырнул под вагон.

Адмирала вывели на перрон. Надвинув на лоб фуражку, ссутулив плечи под морской, подпоясанной ремнем шинелью, он озирался и все че-го-то ждал.

Он ждал напрасно. Его уже не встречали ни союзные комиссары, ни члены его npaiw-п'ель-ства, ни генерал Жанен, ни генерал Като. И:? соседнего вагона вывели премьер-министра Пе-пеляева, поставили рядом.

Их оцепили двойным кольцом караула. Охраняемые партизанами, рабочими, военным отрядом Политцентра, они сошли на лед Ангары, направились к городской тюрьме...

Адмирал шел ныряющей походкой: тень его ломалась и бежала за ним, особенно черная на белесых сугробах...

Майским зеленым утром двадцатого года в Казани, у вокзального перрона, остановился особый поезд. С площадок каждого вагона глядели пулеметы, на дверях висели свинцовые пломбы. Часовые никого не подпускали к поезду: по приказу В. И. Ленина государственный золотой запас республики был возвращен в те же самые кладовые народного банка, из которых был похищен белыми...

58'