Вокруг света 1968-04, страница 81

Речка, перевитая тугими жгутами струй, была здесь шириной метров двенадцать, неглубокая. Подсыпку делать не придется — грунт твердый. Но без двух пар быков не обойтись. И пожалуй, их лучше всего сделать из «железного дерева» — азобе.

— Ягборо, надо съездить за азобе.

— Надо съездить, патрон.

Они взяли лесовоз и вновь погнали на сорок третий километр; погрузили краном несколько пятиметровых хлыстов азобе.

Борис и Ягборо едва успели приблизиться к берегу, как опали сумерки. Здесь, в сердце тропиков, тьма набрасывается так стремительно, будто кто-то разом вырубает свет. Однажды было: Борис вышел во двор засветло сменить у «газика» свечу, а назад возвращался на ощупь, долго водя ладонью по стене в поисках двери.

Ягборо, сидевший за рулем, включил фары, и как бы по сигналу навстречу им зажглись костры на берегу. Тени людей, двигавшихся у реки, блики света в зрачках придавали ночной работе атмосферу какого-то священнодействия. То были крестьяне племени герзе из соседнего селения и несколько рабочих, присланных губернатором.

Ягборо открыл борта лесовоза, герзе подошли ближе, и вдруг разом отпрянули. Гримаса перекосила их рты, будто они увидели нечто страшное.

Борис ничего не понимал. Что случилось?

На лежавшем сверху бревне белели косые глубокие насечки: похоже на галуны, что нашивают сверхсрочникам на рукав.

— М-м-м, — простонал вдруг Ягборо. — Это ведь был священный лес!

Священный лес — форе сакре... В отличие от людей малинке, которые почти два века назад приняли мусульманство, герзе остались, как и тысячелетия назад, анимистами. Каждое их селение имело свой священный лес, куда непосвященным — ив особенности женщинам — вход был строжайше запрещен. Там герзе обучались жизни, воплощая ее абстрактные категории в магию; там они совершали жертвоприношения — у подножия дерева, населенного душами предков. Его-то и помечали насечками.

Вскоре после обретения независимости священные леса были объявлены государственной собственностью, и их стали разрабатывать. Но герзе по-прежнему считали, что, разрушая обитель душ предков, они навлекают на себя страшные кары.

Старик крестьянин начал что-то с жаром говорить, взмахивая рукой.

— О чем он? — спросил Борис.

— Надо уходить, говорит, — перевел Ягборо.

— Как же они уйдут, бросив нас?

— Они уйдут, инженер. Они не могут.

Вот незадача. «Закрутился как пуговица — из петли в петлю», — досадливо мелькнуло в голове. Борис сел на подножку лесовоза, закурил. Так и есть, герзе собрали принесенный с собой нехитрый инструмент и ушли...

— Что делать дальше, инженер?

Рабочие-малинке стояли кружком, невидимые, отмеченные лишь сигаретными точками.

— Будем работать.

Заострить комель азобе оказалось делом нелегким — топор просто отскакивал от железного дерева. Борис было взялся сгоряча сам, но только сбил руку. Ягборо, что-то бормоча под нос, принес куп-куп —> широкий нож типа мачете — и стал поне

многу затачивать, как карандаш, 'короткими движениями бревно.

Зато в грунт оно вошло хорошо, без усадки. Теперь, когда посреди потока торчал надежный бык, работа уже не казалась беспросветно долгой. Рядом с первой на ширину будущего моста стали вколачивать вторую опору. Людей было мало, поэтому сделать быстро, "как наметил Борис, не удалось. И вообще, если не достать еще людей, вряд ли кончишь за два дня.

Когда сели, подстелив тростник, на берегу, и Борисова пачка «Краснопресненских» пошла по кругу, сигареты успели насквозь пропитаться влагой, набухли и тянулись еле-еле. Древесная лягушка, скрытая где-то в зарослях, надсадно квакала. Экое ведь крохотное создание, а шуму прямо как от прогулочного катера с репродуктором. По раздражению да еще по боли в сбитых руках Борис вдруг почувствовал, что устал, безнадежно устал... Ну-ну, нельзя распускаться.

— Инженер, мы будем строить дальше сейчас?

— Да, Камара, сейчас.

Вступил Ягборо:

— У малинке есть такая сказка. Заяц и гиена пошли вместе рыбу ловить. Поймали — заяц одну рыбу и гиена одну рыбу. Заяц — хитрый — спрашивает: «Хочешь сегодня ничего, а завтра — две рыбы?» Гиена согласилась. Завтра опять ловили рыбу, опять по одной поймали. Заяц спрашивает: «Хочешь сегодня ничего, а завтра — три' рыбы?» Согласилась гиена. На третий день опять то же вышло. А на четвертый гиена от голода немножко умерла.

Смеются. Докурили. Встали. Пошли.

Борис предполагал сделать половину настила из бревен потоньше, укатать его, а уж утром приниматься за вторую половину. Как часто бывает при большой усталости, часа через два наступил какой-то перелом, вроде второго дыхания, когда работается снова легко и даже запальчиво, с вызовом — а ну, сумею?..

Где-то за кромкой леса стало светать. Неожиданно в селении вдруг редко и поэтому значительно забил барабан. Борис, помогавший подкатывать бревно, остановился. Что бы это могло значить? И, как бы продлевая загадку, барабан смолк. Может, это оповещают о начале утра...

— Инженер!

Борис обернулся.

Человек десять парней герзе показались из-за поворота. В руках у них были куп-купос, кое у кого ломы. Они шли не осторожной походкой лесных жителей, а быстро, решительно.

Неужели все-таки их уговорили наказать святотатцев?..

До стройки оставалось метров пятьдесят. Кто-то из рабочих на реке — он вырубал в верхнем комле бревна зазор для поперечины — простучал босыми пятками по жерди как канатоходец и встал рядом на берегу. Они молча ждали: инженер в перемазанной рубашке, посасывающий сбитую ладонь, голые пс пояс рабочие, Ягборо в колониальном шлеме.

Герзе приближались. Никто из них ничего не выкрикивал, куп-купы и ломы лежали на плече. Дойдя до сваленных бревен, они положили инструменты наземь и, ни к кому не обращаясь, стали катить к будущему мосту тяжелое бревно.

Ягборо в знак восхищения щелкнул пальцами:

— Все-таки они пришли, инженер. Хорошо работать будем.

Нзерекоре — Конакри — Москва

79