Вокруг света 1968-07, страница 40

Мокхи почувствовал большую усталость. Он взглянул на Уроза и был поражен злобным, напряженным выражением его лица.

— Я придвинусь к тебе вплотную, — сказал Мокхи, — засну крепко и буду тебя согревать.

— Вставай и оседлай Джеола, — отрезал Уроз.

— Но... но ты же говорил, что мы двинемся в путь только завтра?

— Делай то, что приказано.

Мокхи медленно пошел к двери.

— Поворачивайся, да поживей!

Никогда еще Уроз не испытывал такого стыда и гнева. Кровь бросилась ему в голову. Даже тополь, к которому он прислонился, обжигал его. Как о победах его отца, давно покинувшего ряды чопендозов, и поныне с восторгом рассказывают люди! А он, Уроз, не сумев победить в большом бузкаши, валяется здесь беспомощный, с перебитой ногой!..

Он сделал отчаянное движение, силясь сесть, и ударился сломанной ногой о твердый пол... Когда боль несколько смолкла, Уроз начал собираться с мыслями. «Надо уехать отсюда. Но для чего? Чтобы слушать во всех чайханах рассказы о столичном бузкаши? О подвигах отца, который встретит у входа в юрту опозоренного сына? Нет, невозможно».

Подошел чайханщик. Уроз спросил его:

— Ты знаешь все пути через Гиндукуш на север?

— Конечно, знаю, я родился здесь, в деревне.

— Я еду в провинцию Май-мана.

— Это, пожалуй, сложно. Для нас Маймана словно край света. Надо пройти по Бамиану, долине великого Будды, я расскажу тебе как, а дальше спрашивай у людей по пути.

— Ладно, сколько я тебе должен?

— Постой, хочу тебя предупредить, что это не дороги, а тропы, и очень крутые. Ночи в горах холодные, и чайхан по пути не встретишь. Тебе с твоей ногой...

— Ничего, объясни, как ехать.

— Сначала езжай по большой дороге.

— Где нужно сворачивать на старые тропы? Я очень спешу.

— Подумай, не всегда короткий путь бережет время...

Крутой подъем начался сразу же после поселка. Узкая тропинка вилась между отвесной стеной и пропастью. Хотя Джеол шел без остановок, темнота застала их еще в пути. Мокхи слез с лошади и повел ее в поводу. Свободной рукой он все время касался стены.

— Я боюсь, Уроз.

— Джеол тоже, я это чувствую.

Мокхи шепотом продолжал:

— Я боюсь не упасть, а... понимаешь?

— Понимаю, — сказал Уроз.

Он и сам чувствовал, что тьма

вокруг наполнилась множеством существ — двуногих, четвероногих, восьминогих, голых и волосатых, крылатых и ползучих. Он слышал их топот, шелест их крыльев и свист, ощущал их ядовитое дыхание.

— Хотя бы одна звезда освещала нам путь, — простонал Мокхи.

Скоро они нашли подходящее для ночлега место. Надо было теперь снять седло и мешки. Дать Джеолу овса и воды. Развести костер. Приготовить пищу. Джеол был явно доволен заботой о нем.

— Иди сюда, родной мой, — шептал ему Мокхи.

Уроз с жадностью ел баранину с рисом.

Мокхи, как положено, расправился с остатками.

— Попытаюсь заснуть, — сказал Уроз.

Они улеглись ворочаясь. Оба были разбужены нервным, возбужденным ржанием Джеола.

— Где-то вблизи зверь, — сказал Уроз.

Мокхи гладил шею лошади, но Джеола била дрожь.

И тут раздался резкий, но мелодичный голос:

— Мир вам, братья, избравшие кровлей звездное небо! Мир вашему верному другу с долгой гривой!

Из темноты медленно приближался легкий силуэт.

«Кто бы это мог быть? Язык поэта, а поступь царская?» — спрашивал себя Уроз.

То была женщина. Уроз и Мокхи невольно прижались друг к другу. Женщина в таком месте да еще в ночное время — это могло быть только привидение. Но длинное платье, котомка и опушенные мехом сапоги? Привидения ведь не боятся холода. Скорее всего ведьма!..

— Разве не мужской голос

слышался только что? — спросил Уроз.

Раздался ответ:

— В нашем народе женщины, рожденные петь, обладают несколькими голосами.

— В каком народе?

Женщина как бы в ответ произнесла несколько слов на чужом языке.

— Цыганка, — процедил Уроз.

За женщиной ковыляла обезьянка, соединенная с хозяйкой тонкой цепочкой.

— Да, цыганка, — подтвердил Мокхи.

И его круглое добродушное лицо тоже выразило недоверие.

Впрочем, Мокхи часто видел цыган, проходивших через их деревню и никому не причинявших вреда... Но с детства он столько слышал рассказов и жалоб на этих бродяг, что в конце концов уверовал, будто и сам был свидетелем их обмана и воровства. Всякий раз, как они покидали деревню, хозяева тщательно пересчитывали кур и овец. А знаменитые кражи лошадей! Мокхи покрепче привязал Джеола.

Цыганка, казалось, не слышала или не придавала значения тону, каким ее встретили. Что это было? Привычка? Безразличие? Она упорно, не мигая, смотрела на пылающий костер. Высокая, прямая старуха, с короткими седыми волосами. В осанке, несмотря на бедность одежды, чувствовались врожденная гордость и благородство. Глядя на нее, Уроз уже не удивлялся, что она совершенно одна даже ночью ходит по пустынным горным тропам.

Старуха потянула за цепь, к которой была привязана обезьяна. «Решила пройти мимо», — подумал Уроз.

Но цыганка направилась к костру, сняла котомку и вытянула руки над тлеющими углями. Обезьяна сделала то же самое. В движениях путницы не было ни вызова, ни боязни, ни унижения. Она воспользовалась правом путника, освященным обычаем. Уроз почувствовал это и, когда старуха спокойно произнесла: «Мир пристанищу твоему!», ответил тем же тоном: «Будь желанным гостем!»

И закричал:

— Мокхи, живо кипяти воду и разогрей баранину с рисом!

— Я не могу оставить Джеола, — ответил Мокхи. — Его бьет дрожь.

38