Вокруг света 1968-07, страница 43

ПУЛИ-ХУМРИ

С Розиюллой я познакомился в Пули-Хумри — сонном и малолюдном городке северного Афганистана.

Розиюлла работал тогда келинаром. Это слово перевести трудно. «Келинар» — человек, который ездит с шофером грузовика (всегда в кузове), таскает воду, нагружает и разгружает машину, моет ее, а если дорога идет в гору, бежит за машиной с толстой палкой, подставляя ее под колеса.

На привале келинар готовит шоферу (он его уважительно называет «халифа» — «мастер») пищу, а сам садится в сторонке.

Иногда шофер понемногу учит келинара водить машину, чтобы тот — если будет на то воля аллаха! — через несколько лет и сам стал шофером.

К тридцати годам Розиюлла все еще ходил в келинарах. Неизвестно, сколько лет еще он был бы мальчиком на побегушках, если бы не дошла до Пули-Хумри дорога, которую вместе строят афганцы и «шоурави» — советские люди.

По единственной улице городка засновали машины, гул не умолкал даже по ночам, а на базаре (так сказать, форуме Пули-Хумри) появились белые листки объявлений: на строительство дороги требовались рабочие.

Тогда-то Розиюлла, посоветовавшись с семьей, и пошел наниматься на стройку.

— Пойдешь учиться на бульдозериста? — спросили его.

— Келинаром? — погрустнел Розиюлла.

— Почему же келинаром? Поучишься полгода на курсах и станешь халифа.

На стройке я разыскал Розиюллу, когда вновь попал в Пули-Хумри.

Мы встретились с ним в чайхане. Розиюлла пришел принарядившийся. Мы ели плов, пили чай. В манерах его появилась осанистость, уверенность в себе. Он излагал свои мысли неторопливо. Женился, хочет дом строить. Зарабатывает неплохо. Работа хорошая, двух учеников имеет.

— Келинаров? — спросил я.

— Зачем келинаров, — обиделся Розиюлла. — Быстро научатся, мастерами будут. Как я.

КАНДАГАР

...Пыль пустыни лежала на их лицах. Высокие, длинноволосые кочевники-пуштуны вели в поводу тяжко навьюченных коней, не обращая внимания на базарную суету. За плечами пуштунов висели старинные длинноствольные ружья и кургузые карабины. Это было в центре оазиса, лежащего между Гиндукушем и Су-леймановыми горами, в Кандагаре, где сходятся караванные пути.

Базарная толпа расступалась перед кочевниками и снова смыкалась, разноязычно шумела, торговалась, спорила. Темная одежда пуштунов была издали заметна среди моря ярких полосатых халатов таджиков и мелкоузорчатых чапа-нов хазарейцев.

— Повинда, — сказал шофер-афганец. — Привезли товары из Пакистана.

Повинда (кочевников) нанимают купцы, реже они ведут торговлю сами, но нигде не задерживаются надолго. В городе появляются одни мужчины, а женщины остаются дома, в пустыне, подальше от городских соблазнов.

Весной, когда выгорает трава, кочевники гонят стада на север — сначала в степные равнины, потом дальше, на горные пастбища. За последние годы небольшая часть афганских кочевников уже осела на землю, но пока еще кочует почти треть населения страны. И для тех, кто кочует, не существует границ, кроме границы между пастбищами разных племен. Они возят афганский каракуль в Лахор и пакистанские ткани в Кандагар.

...У реки Тарнак мы нагнали повинда. Кочевники надували козлиные шкуры — готовились к переправе. В нашу сторону они даже не обернулись...

41

7/y/m- f лумри

Ландагар