Вокруг света 1968-07, страница 75

ке. Первым движением Новожилова было сунуть руку в карман за «баярдом». Направленное на него черное дуло было не так страшно — это в его жизни уже случалось. Но рука на белом кружке, на ярком белом кружке, сделанном из материала, чуждого обычному для Новожилова кругу вещей, оказывала гипнотически парализующее действие. Он застыл, ожидая неминуемого электрического удара.

— Отец, зовите работников, — сказал Денисов Лукоянычу, не видя хозяина, но чувствуя поблизости его ошеломленное, застывшее лицо...

— Я сразу догадался, что он работник милиции, — хвастался Шагалову Лукояныч, когда Новожилов и остальные были уже в машине. — Когда еще лестницу попросил! Я даже хотел топор в дом принести: если что, думаю, я этого постояльца по башке!

— Уж этого нельзя, — сказал Шагалов.

Он тоже, кружа по лугу с теодолитом, почувствовал, что Денисов попытается взять Новожилова в одиночку, и проклинал и свое вынужденное бездействие и тот час, когда ему пришла в голову мысль взять на операцию милиционера-новичка, который смог бы внушить Новожилову мысль, что перед ним простые рабочие.

— Ну, ладно, пусть Денисов вам все поправит в проводке. Мы подождем.

Обратная дорога из деревни показалась короче и быстрее утренней. Равномерно покачивалась высовывавшаяся из кузова планка, постукивало пустое ведро. Оперативники почти не разговаривали между собою, но Новожилов ни на минуту не умолкал: ругался и задевал и Денисова, и Губенко, и Шагалова. Он по-прежнему бессмысленно и глупо искал ссоры. А вот о том, что сторожа у магазина убил не он, а сообщники, Новожилов не говорил, хотя это было бы единственной новостью, какую он мог сообщить работникам уголовного розыска.

На шоссе их встречал закрытый светло-зеленый фургон. Когда Новожилова увезли, в «газике» стало тихо.

— Слушай, Денисов, — спросил Губенко, — ты после окончания сборов где будешь работать?

— В транспортной милиции.

— Я понимаю, что в транспортной. А кем?

— Постовым милиционером.

— А в уголовный розыск тебя не возьмут?

— Я же не кончал милицейской школы.

— Так! — Денисов не уловил в этом «так» особого сожаления.

Больше Губенко ни о чем не спрашивал. Простился он с Денисовым очень тепло, даже по-дружески. Шагалов высадил его из машины на Садовом кольце, у площади Маяковского.

Неприятный разговор произошел в кафе, куда они, переодевшись, зашли поужинать. Ослепленный слегка крахмальной чистотой скатертей и хрустальным великолепием фужеров, Денисов подумал, что работники уголовного розыска хотят отметить свой успех. Может даже, он, Денисов, как удачливый дебютант, был обязан пригласить их сюда, но не догадался?

Но озабоченное, усталое лицо Шагалова отвергало мысль о празднестве и веселье. Они выпили молча.

— Я хочу тебе рассказать о гибели самолета... Это было в тридцать четвертом году. Ты слыхал о таком самолете — «Максим Горький»?

Нет, Денисову не приходилось о нем слышать, он и родился-то в сорок первом.

— Большой был самолет. Самый большой в мире. Восьмимоторный. И сейчас таких нет — восьмимо-торных. В этом рейсе на самолете были ударники производства. Некоторые с детьми. Он совершал праздничный экскурсионный рейс, эскортируемый истребителем. И вот летчику истребителя пришла в голову мысль совершить мертвую петлю вокруг крыла самолета, несмотря на категорический приказ не совершать в полете никаких фигур высшего пилотажа. Выходя из петли, он врезался в крыло... Весь экипаж, женщины, дети... все погибли из-за недисциплинированности одного человека. Советую тебе сходить на Ново-Девичье кладбище. Там на стене можешь все прочесть.

Шагалов не отрываясь смотрел на Денисова. В нем не было ничего от насмешливого, немного снисходительного человека, к которому Денисов уже успел за день привыкнуть и привязаться.

— Ты подумал, что могло быть, если бы Новожилов застрелил тебя и ушел из дома с оружием? Что он еще мог натворить?! Ведь терять ему было бы нечего...

Денисову уже не хотелось есть, и желал он теперь только одного: чтобы обед прошел быстрее.

Когда обед закончился, Шагалов вызвал машину. Больше об операции никто не говорил, но Денисов все равно чувствовал себя отвратительно.

— Слышали, товарищ капитан, Новожилова поймали? — вихрастый молодой шофер радостно улыбнулся.

— Это вот он поймал, — без улыбки сказал Шагалов, кивнув головой на Денисова. Но шофер воспринял это как шутку и, самое удивительное, Денисову слова капитана тоже показались шуткой.

Михаил Иосифович сидел молча, глядя на дорогу.

Изрядно надоевшее за время учебных сборов серое здание, мелькнувшее впереди, Денисов встретил с радостью. Он был рад, что возвращается к своим нетрудным в общем-то интересным занятиям и вскоре окажется за надежной серой стеной, где никто не знает о том, что он натворил. После сборов он будет опять стоять на посту в зале для транзитных пассажиров, и ему не придется решать такие головоломки, как сегодня.

Он уже принял эту успокоительную мысль, когда Шагалов, протянув ему через сиденье руку, сказал:

— А оперативник из тебя должен получиться толковый. Есть и решительность и, главное, фантазия. Пока это у тебя не от знаний, а... от бога. Нужно, чтобы и от знаний и от опыта. Ну, ладно. Спасибо, Денисов. Желаю успеха.

Сердце Денисова вдруг странно забилось. Он стоял, глядя, как разворачивается машина, как улыбается ему вихрастый шофер и медленно подымает ладонь спокойный Михаил Иосифович.

— Денисов, поздравляем!

— Телефонограмма о задержании Новожилова уже пришла!

Его окружили друзья, каждому хотелось посмотреть, как выглядит человек, вернувшийся с опасной операции.

А Денисов, поднявшись на носки, долго смотрел вслед машине. Она была уже далеко, огоньки скрывались в сумраке^ но Денисов не спешил уходить с этого места, где он расстался с оперативниками, и больше всего ему хотелось задержать, остановить этот день, который не был похож ни на какие другие дни в его жизни...

73