Вокруг света 1969-01, страница 44

дет и пыль, зашипит вода, как уха в котле. Беда, если какая немудрящая лодчонка встретит в такое время противный ветер — унесет без следов. Зато попутный и без мотора гонит споро судно, подгоняет домой.

В старину, говорят, поморки всеми селениями или поодиночке молились о спопутных погодах для промысловой родни. Выходили на берег деревенской реки, начисто скоблили закопченные котлы, а на прихваченных лучинах делали рубежок углем. И сколь возможно громко выкрикивали припевок:

Встоку да обеднику каши наварю И блинов напеку, А западу, шалонику, спину оголю. У встока да обедника жена хороша, А у запада, шалоника, жена померла.

Брошенная через голову лучина помеченным концом и указывала, откуда ждать ветров. Расходились довольные по домам, коль выпал сильный и ровный, попутный для рыбаков восток-ветер. А если грозили прийти злые шалоник или запад-ветер, меняли северянки приворот, всю ночь хлопотали о благе мужей, сыновей, отцов, отваживали непогоды, приманивали счастье, бродячее, как ветры Белого моря.

Вот и я: привораживаю, приманиваю, загадываю у судьбы дальних дорог, спопутных счастливым бродячим моим желаниям. И вдруг, словно проснулся, уже шагаю невесть где, и ни одного огня вокруг до самого горизонта. И где ночевку встречу — сегодня, завтра и послезавтра, — неизвестно. И оттого весело и хорошо, как в придуманном детстве — идти неподсказанной дорогой в дальние дали, к форелевым ручьям и неизвестным пока человечьим судьбам.

В столицу Терского района — поселок Умбу — из Кандалакши можно попасть только по воде, на катере. Единственная эта связь очень ненадежна и полностью зависит от морских милостей. Чуть поднимется волна, пойдет гулять ветер — сиди, дожидайся, когда дадут «добро» на выход в море «Рулевому». Можешь сидеть сутки, а можешь — и неделю...

Умба, как и полагается столице, живет хлопотной жизнью. Жизнь эта поровну делится меж водой и сушей. На воде в связке и вразбивку плавают миллионы лесин. По ним, точно акробаты, перебегают сплавщики с баграми и туда и сюда рассортировывают еловые и сосновые кругляки. К пристани подходят лесовозы, снуют по заливу катера и карбасы. С водой же связана чуть ли не главная достопримечательность Терского берега — семга, рыба-царь.

А на суше дымят трубы лесозавода, разбросаны многочисленные службы, которые так или иначе тоже связаны с лесом. Немного выше поселка, на левобережье реки стоят корпуса Умбского рыбоводного завода...

Директор рыбоводного завода представился: Заборщиков Александр Петрович.

В здешних местах много Заборщиковых. Многие из них — родственники, а большинство — просто

однофамильцы. И это не случайность. Издавна ходили на Умбу из окрестных сел забором ловить семгу. Оттого и фамилия, наверное, пошла, оттого и порог, над которым стоит завод, называется Заборным. И сам нынешний директор приходил сюда в юности ловцом, когда рыбы было хоть пруд пруди.

Потом стал районным инспектором рыбоохраны. Но вскоре понял, что только охранять — мало. Семгу надо было спасать. Вспомнил о заводе. Податься в рыбоводы? Какой уж из него рыбовод! Вот ловить-то он умел! Только, оказалось, возиться с семужатами тоже интересно. Четырнадцать лет уже на заводе. За это время пережил много доброго, когда миллионами скакали в Умбу выращенные им рыбины, а в инкубаторах и питомниках подрастали все новые и новые семужата. Были страшные года, как случилось, к примеру, в 1960-м, когда все до единого мальки задохнулись — стояли тогда немыслимые жаркие месяцы, и воды студеной обычно Умбы напоминали подогретый чай.

Сейчас на заводе как будто все в порядке. Заборщиков показал питомники, где нежилось несколько миллионов пятнистых рыбок, а между ними сновало с десяток рыбин крупных — это те, что не ушли прошлым годом вместе со своими однолетками в реку, предпочли остаться... И уж вовсе громадные и сильные семги ходили в соседнем садке, пружинами взлетали над тихой заводью — они-то и должны вскоре дать новое потомство, над которым еще долго придется хлопотать рыбоводу. Чтобы в конце концов вернуть снова семужную славу издавна рыбному русскому Северу.

Умба родилась сразу под двумя звездами — семга и лес. Слава и того и другого давно живет. И не только в России. Иностранцы веками ходили сюда, на Терский берег, грузились кадушками с просоленной нежной рыбой, горами увозили лес, дивясь маломощности местного флота.

Теперь терский лес плывет под советским флагом на советских судах. Плывет уже не тяжелым кругляком-сырцом, а разделанный и распластанный, и самый привередливый заказчик носа не подточит, получая умбскую доску.

На лесозаводе, в конторе «Экспортлес», звенят арифмометры. Три девушки моментально дают мне информацию: вчера в порт Кингс-Линн ушел лесовоз «Рапла», «Отепя» отправился в Уитби. «Сухона л ее» — в Гарстон, «Шенкурск» — тоже в Гарстон, а потом в Шарпнесс, «Эдуард Виль-де» — в Феликстоу. Умба торгует с Англией. Товар? Какой угодно — по желанию заказчика, доски всех сортов.

Для дилетанта на заводе главное — ароматы. Они крепки и мешают в себе сразу и таежный сыроватый настой, и запах хвои, и теплый дух деревянного человечьего жилья. Интересно, до берегов Англии-то сохранит дерево этот терпкий запах Терского берега?..

«Газик» выскакивает из поселка и бежит по нагретой рыжей дороге. Мы едем за сто с лишним километров от Умбы — в село Варзугу. Лес уже слегка опален подступающей осенью, а встречные ручьи сияют острой синью.

За Кузрекой незаметно пересекли Полярный

42