Вокруг света 1969-02, страница 67

р

Отрывок из книги известной итальянской журналистки Орианы Фаллачи «Бесполезный пол» посвящен, как, впрочем, и вся книга, женщине — ее судьбе, ее положению и роли в обществе. В данном случае речь идет о Пакистане. С тех пор как была написана эта книга, прошло несколько лет. Многое, в том числе и положение женщины, сейчас изменилось или меняется в этой стране, ставшей на путь интенсивного экономического развития. Но все же за считанные годы не изменишь

всего того, что жило и укреплялось в течение веков. Потому-то так причудливо смешались в Пакистане время старое и время настоящее, потому лик настоящего так разноречив. Не ощутив цепкой силы прошлого, этой разноречивой пестроты не поймешь. В этом номере журнала мы предлагаем нашим читателям познакомиться с зарисовкой Орианы Фаллачи и фотоочерком нашего постоянного автора, штурмана гражданской авиации Владимира Сухоруких...

ОРИАНА ФАЛЛАМИ

орон закричал в темноте, словно закапризничавший ребенок. Я отпрянула от окна. Где-то внизу, неподалеку, должно было быть море, но мне не было слышно даже его, шума. Установка кондиционированного воздуха заглушала все и вся. Окно было забрано сеткой от мух, а_ за сеткой неясными очертаниями угадывался сад. Деревья были подсвечены желтыми, красными и голубыми лампочками; в ивовых креслах, то и дело утираясь давно уже влажными платками, возлежали европейцы, клиенты отеля «Бич Лакшури». С террасы сада, нависшей над входом «Бич Лакшури» — помпезного в колониальном английском с?иле сооружения пятидесятилетней давности,-' — проглядывалось шоссе; блестевшие лаком автомобили с хрипом и визгом притормаживали и, сердито рыча, объезжали неторопливых верблюдов, а дальше за шоссе каймой шла широкая полоса гальки, еще дальше — пустынная полоска песка, а на горизонте — блеклое зарево. То был центр Карачи в десять часов вечера.

Я вышла из номера в длинный коридор гостиницы, пытаясь сбросить с себя ощущение неловкости, которое всегда испытываешь поначалу в стране, где ты не можешь пока найти ничего привычного: ни в воздухе, ни в лицах, ни в небе, которое по вечерам украшается необыкновенно темной глазурью и луной, наточенной, как кин

жал. Смуглый костистый коридорный сидел прямо на полу, прислонившись к стене, и смотрел на меня неподвижными терпеливыми глазами. Было ужасно душно, я устала, и на завтра были назначены скучные официальные встречи; лучше всего было отправиться немедленно в постель. Однако, как всегда бывает, когда чувствуешь приближение неизвестного еще тебе события, все получилось иначе: неожиданно для себя я оказалась в саду и улеглась точно так же, как другие, в ивовое кресло. И вот тут-то, рассеянно оглядывая сад, я увидела ее.

Я, конечно, не сразу поняла, что это была женщина, ибо издали она и не была похожа на_ женщину. Скорее это был какой-то предмет, лишенный всех признаков жизни, какой-то бесформенный и неустойчивый куль, который с великой осторожностью, будто боясь повредить, продвигали к выходу облаченные в белое мужчины. Сверху на куль было наброшено покрывало — будто на монумент перед торжественным открытием где-нибудь на площади европейского города. Оно низвергалось каскадом ткани, и ткань эта была красной, кричаще красной, кровавой, пронизанной золотым и серебряным шитьем, вспыхивавшим на свету.

За этим красным полотнищем не угадывалось формы человеческого существа: ни рук, ни

ног, хотя оно двигалось очень медленно, будто привидение, ползущее к стене, чтобы исчезнуть в трещине. За ним шел молодой, стройный мужчина, в длинном пиджаке из золотистого Дамаска, в золотых же, по пакистанской моде, узких шароварах. Лицо его было гладко и кругло, голова украшена гирляндой цветов. Чуть дальше шествовали другие мужчины, некоторые одетые как и первый, другие — в европейских костюмах. За ними шли несколько женщин: одни — в чадре, другие — с лицом открытым; кортеж следовал бесшумно, без слов или смеха — в погребальной тишине. И словно для того, чтобы я могла убедиться в реальности происходящего, все так же кричали вороны и с хлопаньем крыльев кружили над красным кулем.

Я бросилась наверх к своему товарищу по путешествию, фоторепортеру Дуилио Пало-телли, чтобы спросить его, понимает ли он хоть что-нибудь в происходящем. Дуилио спустился вниз и ничего не понял. Я обратилась к кому-то из европейцев, но тот лишь пожал плечами: его эта сцена не интересовала. Тогда я спросила у пакистанца, замыкавшего кортеж:

— Что это все значит?

— Ничего, — ответил он мне. — Просто женщина.

— Что она делает?

— Ничего, — ответил он. — Выходит замуж.

5 «Вокруг света* № 2

65