Вокруг света 1969-02, страница 75

цепки, так что журналистам оставалось лишь по традиции строить догадки. Где висит ныне картина: в тайной коллекции маньяка, любующегося ею в одиночестве? Или дожидается своей участи в каком-нибудь подвале? Или, может, полыхает в огне, подожженная бестрепетной рукой противника такого восприятия бытия? Неведомо...

Что же, оставим и мы творение Моранди, чтобы обратиться к суетной судьбе произведений искусства. Пертурбации их музейной жизни порой не уступают по запутанности романам Агаты Кристи.

Охота за шедеврами превратилась сейчас в подлинное сафари цивилизованного мира. Разница здесь, пожалуй, в том, что с риском добытые трофеи не вешают в прихожей на стену, а таинствен ными каналами пускают дальше в оборот. Что стало, скажем, с золотым скипетром юного фараона Тутанхамона, похищенным в 1959 году из Каирского музея? Неведомо. В некотором смысле то была знаменательная кража — и не только потому, что исчезло поистине бесценное сокровище. Кража побудила хранителей многих музеев Запада провести своеобразную инвентаризацию пропаж. Результаты вышли ошеломляющие: за последние тридцать лет из музейных коллекций бесследно исчезло двадцать шесть тысяч ценных предметов искусства!

Собственно, воровство — довольно точный барометр состояния морали общества. Частный владелец на Западе сегодня резонно считает, что вкладывать деньги, к примеру, в картины куда надежней, выгодней, удобней, чем даже в самые твердые акции нефтяных компаний. Английский актер Э. Робинсон купил в 1938 году натюрморт Сезанна за 250 франков. Тридцать лет спустя он продал его за миллион. «Ренуар», проданный в Лондоне на аукционе у «Сотби» за 3000 фунтов в 1957 году, всего через четыре года был вновь продан там же, но уже в три с половиной раза дороже.

Головокружительный рост «акций» Пикассо или Ван-Гога в глазах похитителей тем более соблазнителен, что объект вожделений легко можно унести под мышкой скатанным в трубку.

Французская Ривьера и Лазурный берег, издавна служащие пристанищем для мэтров современной живописи — здесь живут Пикассо и Шагал, а совсем недавно еще работали Брак, Джакометти и мно гие другие, — находятся буквально на осадном положении. Музеи Южной Франции, несмотря на занятую круговую оборону, потеряли с 1960 по 1967 год больше двухсот семидесяти картин.

Особенно наглым было нападение на Вандомский музей в Эксе, когда ночью злоумышленники за полтора часа вывезли полный фургон живописи, в том числе восемь картин Сезанна, работы Матисса, Сё ра, Синьяка и других. Исчезли знаменитые сезанновские «Игроки в карты», «Натюрморт с бараньей ногой» и «Портрет Мари Сезанн». Оценка потери: 10 миллионов франков.

Правда, спустя какое-то время большинство работ заняли свои пустовавшие на стенах места, однако их обратный путь был, мягко говоря, весьма деликатным...

— Алло... полиция? — голос был глух: человек говорил, явно прикрыв трубку носовым платком. — Если вас еще интересуют украденные картины, загляните на вокзал Сен-Шарль, в камеру хранения, бокс 479.

Ровно через три минуты из ворот управления мар-

сельской полиции вылетел автомобиль и, рявкнув сиреной, помчался к вокзалу. Действительно, в металлическом отсеке N2 479 камеры хранения стоял большой кофр с картинами. Собственно, для полицейских это не было неожиданностью: кофр попал туда после нескольких месяцев переговоров, в которых приняли участие следующие заинтересованные стороны — воры, представители страховых компаний, министерства культуры и полиции. Похитители потребовали выкуп за вандомские картины, пуская в ход весомый козырь: «Не заплатите, все к черту уничтожим». Заявление едва ли позволяло причислить похитителей к поклонникам чистого искусства. Более того, чтобы угроза не повисла в воздухе, гангстеры послали на адрес музея акварель Сезанна, разрезанную пополам бритвой.

Однако владельцы галереи опасались не столько вандализма грабителей — в конце концов ведь гра беж тоже вид бизнеса, а бизнесмен не склонен к безрассудству, — сколько того, что они сбудут картины куда-нибудь в Южную Америку или еще дальше. Такие случаи бывали, и как раз с полотнами, ис чезнувшими из музеев Сен-Поль-де-Ванса, Ниццы, Арля... Стараниями одного известного парижского адвоката были начаты негласные переговоры, сумма выкупа согласована и вручена.

Все же сведения о сделке просочились. «Как! — загрохотали теперь уже французские газеты, — деньги налогоплательщиков идут ворам и грабителям! Куда смотрит полиция!» Полиция ничего о переговорах не знала, заявили ее чины. Полиция, подчеркнули они, по-прежнему держит досье на преступников открытым. Осведомленные лица называли даже сумму выкупа: 350 000 новых франков — во столько оценили свою сговорчивость неведомые (полиции) злоумышленники. Шедевры были спасены, а вот мораль?..

Однако, как это ни парадоксально, грозой хранителей музеев были и остаются не «организованные» грабители-профессионалы, с которыми можно найти общий язык (цифр), а любители — либо любители живописи, либо любители риска. Эти могут пойти на заведомо безрассудную кражу. Причем мотивы, двигающие ими, могут быть самые различные. Скажем, профессионалу не придет в голову украсть «Джоконду» — ведь продать ее невозможно...

И все же пятьдесят семь лет назад Франция пережила это потрясение: исчезла Мона-Лиза! Ее разыскивал батальон полицейских в форме и целый сонм «искусствоведов в штатском». Они обыскали все двадцать гектаров территории Лувра; допросили по очереди всех сотрудников; навели справки об их родственниках и знакомых; выявили все тщательно скрываемые связи. Тщетно. Отчаявшийся директор музея обратился даже к гадалкам. Специалисты по хрустальным шарам, эксперты кофейной гущи, маги, астрологи и толкователи вертящихся столов бросили все силы на раскрытие загадки («из чистого патриотизма», как подчеркнул председатель их ассоциации). К общему мнению они не пришли: