Вокруг света 1969-02, страница 77

— Но ведь... как же так! Она только что висела здесь! — закричал экскурсовод.

— Я видел ее собственными глазами! — заикаясь, подтвердил сторож, отлучившийся на минутку — по фатальной особенности всех сторожей не оказываться на месте именно тогда, когда они больше всего нужны!

Пронзительно заверещал сигнал тревоги. Он звенел с хрипотцой от долгого неупотребления. В зал уже вбегали пожилые, страдающие от одышки хранители и бледные реставраторы в спадавших очках.

Пропал «Равнодушный»! Страшная новость, поднимаясь по ступеням иерархии, добралась до министра просвещения, в чьем ведении находилось тогда Управление изящных искусств. Ватто, одна из жемчужин Лувра, исчезла среди бела дня, в воскресенье, при полном стечении зрителей, на глазах сторожей!

Скандал, форменный скандал. Пресса со смаком бичевала ротозейство и бездарность хранителей национального достояния. Всех превзошла в сарказме газета «Матен»: «Не уезжайте из Парижа без сувенира! — обращалась она к приезжим. — Выбирайте себе шедевр по вкусу! Заходите в музеи! Пользуйтесь самообслуживанием!»

Дирекция Лувра слабо оправдывалась, что здесь явно работал суперпреступник, что вообще подобная вещь — на грани невозможного.

Назавтра напористый репортер еженедельника «Карфур» в сопровождении фотографа отправился в Лувр, не торопясь выбрал полотно по вкусу — он остановился на «Мадонне с младенцем» Лаи-ра,—снял его со стены, завернул в газету и пошел к выходу. В холле он встретил приятеля, поболтал с ним несколько минут. У выхода журналист и фотограф долго еще стояли в ожидании, что привратник обратит на них внимание. Действительно, тот взглянул в их сторону и пробормотал: «Пройдите куда-нибудь, не стойте в проходе». Тогда репортер вручил ему пакет, завернутый в газету, показал свою карточку и сказал:

— Возьмите, это ваша картина. Я снял ее щ третьем зале.

Вся операция была заснята от начала до конца. Излишне говорить, какой взрыв насмешек вызвала публикация репортажа в «Карфур». Щеки директора Лувра должны были навечно принять красный оттенок. Но нет! Оказалось, что границы нелепой беспечности поистине необозримы. На следующий же день после появления репортажа другой журналист, взяв у торговца довольно точную копию «Равнодушного», отправился с ней гулять по Лувру. Он гулял по музею два часа, и, хотя фотография исчезнувшей картины появилась во всех парижских изданиях, журналиста никто не остановил.

Ну это уж слишком. Головы! Публика требовала головы виновных. Однако тут уж дирекция Лувра ощетинилась контраргументами: на музей выделено четыреста сотрудников, и это при девятистах залах! Система сигнализации — на пещерном уровне... Кредиты смехотворны и больше напоминают милостыню...

Прошло два месяца; в мире нарастали грозные события, занявшие первые полосы газет. Однако 14 августа 1939 года вновь появился «Равнодушный». Причем появился прямо во Дворце правосудия. Его принес молодой человек со свитой из четырех адвокатов. Прижав к груди, как икону, «Равнодушного», он объявил, что хочет сделать заявление:

— Меня зовут Серж-Клод Богуславский. Это

я украл в июне из Лувра «Равнодушного». Я возвращаю его потому, что перед страной возникают другие, более серьезные задачи, чем поиски картин...

Зачем Богуславский (для друзей просто «Бог») выкрал шедевр? Что он намеревался с ним делать?

Двадцатичетырехлетний сын выходцев из Польши, Серж-Клод был по профессии непризнанным художником. Зарабатывал он на жизнь, ретушируя фотографии. Однако все свободное время проводил в Лувре, вглядываясь в творения великих, выискивал загадку их мастерства, секрет их воздействия на людей. Полуголодный, он много дней провел и перед «Равнодушным» Ватто. Он до боли всматривался в полотно. Что-то мешало ему... И тут он понял: картина испорчена! Да-да_г она испорчена неумелой рукой реставраторов — щека, нога, подбородок были, по его убеждению, «искажены топорной работой». И тогда Серж-Клод решает взять на себя великий труд — самому исправить возмутительные ошибки. Только для этого ему придется отнести картину домой. Ну что ж, ничего не поделаешь.

Две недели Бог приходил с утра в зал Лаказ и незаметно переламывал проволоку, крепившую картину к гвоздю. В воскресенье 11 июня проволока, наконец, подалась.

Богуславский снял картину и понес ее к выходу. Сторож недоуменно, но достаточно спокойно посмотрел на него.

— Что вы делаете?

— Разве не видите — несу работу на реставрацию.

— А... Значит, даже в воскресенье без отдыха?

— Что же поделаешь... — вздохнул Бог.

Действительно, два месяца он трудился без отдыха в своей каморке над Ватто. Он убрал мешавшие припухлости щек, исправил ногу, складки одежды. Одновременно он вел дневник, занося туда результаты работы и свои размышления, — впоследствии он задумал выпустить книгу «Почему я взял Ватто из Лувра?».

Доклад экспертной комиссии лег в основу обвинительного акта: «Картина промыта и покрыта сверху паркетным лаком... Отдельные детали и мазки оригинала бесследно исчезли... Судя по всему, холст побывал в руках у одержимого невежды».

Суд отклонил утверждение Богуславского, что он придал картине «доподлинный блеск», и приговорил его к заключению на два года.

«Равнодушный» (в подлиннике), фигурировавший на процессе в качестве вещественного доказательства, был последней картиной из экспозиции Лувра, выставленной на обозрение парижан, — все остальные были уже упакованы и снесены в убежище. Начиналась война.

Сейчас, если судить по заверениям стражей музеев, истории, подобные тем, что приключились с Моной-Лизой и «Равнодушным», не могли бы произойти. Правда, в мире более 12 000 музеев, впускающих в свои залы ежегодно 220 миллионов посетителей К Естественно, что охрана выставленных сокровищ должна строиться на широкой научной основе.

В обиходе музейных работников появились такие термины, как «инфракрасные лучи», «магнитное поле» и т. п. Системы оповещения снабжены электронными устройствами. Глаз сторожа, мирно кле-

¹ Данные английского критика Милтона Эпчроч „Mys-teres des tableaux voles", Presses de la Cite, Paris. 1968.

75