Вокруг света 1969-03, страница 43

ние полета пули уже на высоте двухсот метров. Моментально прогремели два выстрела, и оставшиеся на земле увидели, как вспыхнула оболочка воздушного шара менее удачливого стрелка мосье Пика. Его шар, объятый пламенем, упал на землю, а мосье Гран-пер, пославший свою пулю точно в цель, приземлился победителем.

Каково было удивление секундантов и-некоторых жителей одного из небольших английских городков, поблизости от которого должна была в один из дней 1806 года состояться дуэль между двумя политическими деятелями, когда один из них — член парламента Хемфри Говард — появился на месте поединка... прикрытый лишь самым минимумом одежды.

Улыбаясь, он объяснил. В его жизни был период, когда он служил военным врачом в английских колониальных войсках, находившихся в Индии. И медицинских знаний, которые он приобрел тогда, вполне хватило на то, чтобы перед самой дуэлью сообразить — в случае огнестрельного ранения части одежды, попавшие в тело вместе с пулей, могут значительно осложнить даже не очень опасную рану. Отправляясь на место поединка, он был полон решимос

ти избавиться хотя бы от этого риска...

Все расхохотались, а враги для видимости быстренько разрядили пистолеты в воздух и, примирившись — один полуголый, а другой изысканно одетый, — вернулись в город.

Александр Дюма, поссорившись с неким кавалерийским офицером, был вынужден принять условия, предложенные его противником. На двоих — лип!ь один револьвер, из которого должен был выстрелить в себя тот из врагов, кто вытащит из шляпы бумажку со зловещим словом «смерть»...

Ее вытащил сам Дюма. Писатель, описавший столько дуэлей в своих романах, поморщился, взял пистолет и, простившись с побледневшими друзьями, затворил за собой дверь в соседнюю комнату. Раздался выстрел...

Распахнув дверь, люди застыли в изумлении. Дюма, держа в руках еще дымивщийся пистолет, спокойно смотрел на вошедших.

— Промахнулся, не попал! — объяснил он.

Как говорят, веселее всех рассмеялся в эту минуту сам кавалерийский офицер, восхищенный находчивостью прославленного романиста.

Не менее находчив был один из французских журналистов прошлого века, который ответил на вызов фразой, заставившей хохотать весь Париж:

— В Булонском лесу, в десять? Отлично! Но если я все-таки задержусь, пожалуйста, начинайте без меня...

головой владелец сарая-мастерской. — Карнавалина — это страсть к Карнавалу... Карнавалина — это даже хуже болезни, потому что нет от нее лекарства. Мы все здесь страдаем ею, и все работаем на нее. Уж если Карнавалина вселится в вас...

И у восьмидесятичетырехлетнего Эманюэля Манико, старейшины цеха «карнавальеров» ниццского квартала Рикье, загораются глаза. Действительно, уж если это случается, с Карнавалиной не совладать никому. Порукой тому 675 лет истории Карнавала, ежегодно захлестывающего Ниццу. «Хроники упоминают, что уже в 1293 году Карл III Провансальский проделал путь из Арля в Ниццу, чтобы посмотреть на Карнавал. И старые ниццианцы — спросите любого! — не сходя с места, поклянутся, что Карнавал вообще родился в их городе и уже отсюда разошелся по свету, чтобы в средневековой Венеции продолжаться по полгода, поселиться в Базеле и пересечь океаны. Такая традиция площадного фарса не может исчезнуть ни с модным поветрием, ни с наступлением злых для Карнавала времен.

По улицам Старой Ниццы проходили толпы ряженых, проезжали всадники в шутовских масках, и в это время никого и ничего нельзя было воспринимать всерьез. Блюстители церковной нравственности, ниццские аббаты не раз предавали Карнавал анафеме. Но где сейчас те аббаты с их небесными карами? А Карнавалина жива-живехонька. Более того, только она способна дать столько молодой силы восьмидесятилетним умельцам, что, запершись у себя в сараях, колдуют над шутовскими фигурами.

А почему, собственно, запершись? Почему так ревниво хранят они свои секреты? Почему накинулись они на журналиста, который снял то, что через два месяца — в феврале — увидят тысячи земляков и съехавшихся туристов?

О, здесь замешаны страсти не менее бурные, чем у Мон-текки с Капулетти. Только героями драмы выступают седые «карнавальеры», главы семейств Мосса, Франзини, Фаро, Манико, Сидро. Каждый год в сентябре начинается лихорадочная работа — приступают к изготовлению форм для масок. Эскизы, костюмы, цвета — все ?то еще можно держать в тайне, собираясь по вечерам с верными друзь

ями и союзниками и склонившись тесно над столом. Когда же фигуры делают уже в натуральную величину — а карнавальная колесница бывает по три-четыре метра в высоту, — надо держать ухо востро. Извечные соперники не дремлют и норовят подсмотреть любую новинку. Какая, спросите, может быть новинка, если Карнавалу пошел седьмой век? О, все меняется в жизни, и ничто не меняется так быстро, как Карнавал!

До тридцатых годов платформы с расставленными фигурами тянули лошади. Сейчас «карнавальеры» обзавелись грузовиками — древними «латили» выпуска 1924 года. Так что «карнавальерам» пришлось осваивать еще и профессию автомеханика, чтобы поддерживать на ходу разваливающиеся колымаги.

Правда, ездить им приходится немного — от силы два-дцать-тридцать километров, и то раз в год. Но нельзя же допустить, чтобы весь кортеж застопорился из-за твоей платформы. Да и премии тогда не видать как своих ушей.

Премия! Вот корень страстей. Ее присуждают после семидневных фестивальных гуляний, и именно из-за нее так ревниво берегут свои секреты «карнавальеры». Премия не настолько велика, чтобы на нее можно было прожить от февраля до февраля. Но получить ее — вопрос престижа, вопрос фамильной чести и чести всего квартала.

Сколько хитроумных придумок рождает Карнавал: моторчик от автомобильных «дворников» приводит в движение ресницы громадных фигур, особые трансмиссии и зубчатые передачи заставляют их махать руками; в ход идет и колесо от старого велосипеда и маятник древних часов. Все дело в том, что и как приспособить. Потому-то и не спускают глаз со своих соперников «карнавальеры».

И странно смотреть на этих ревнивцев, когда в последний день Карнавала горят в огромном костре (опять-таки по давней традиции) сотворенные ими фигуры, плоды стольких трудов и ночных бдений. «Карнавальеры» при этом смеются! Да^да, смеются, смеются и обнимаются со своими соперниками. Впереди ведь еще год. Ну, а потом начнется все сначала.

— Карнавал продлевает жизнь, — говорит старик Манико. Ему-то можно поверить.

41