Вокруг света 1969-04, страница 60

ОЛЕГ КУВАЕВ

В СТРАНЕ НЕТОРОПЛИВЫХ

f

S возвращался на базу экспедиции из последнего маршрута по Чаунской тундре. Бабье лето в этом году на Чукотке задержалось до середины сентября. Уже наступили холода, в тенистых местах замерзшие лужи не оттаивали даже днем, но дни стояли солнечные, безветренные.

В тундре было просторно и пусто. Летом воздух в ней кажется густым из-за птичьих криков, комарья и запахов. Сейчас комары исчезли, а из звуков остались только самые чистые: крики журавлей и гулкая перекличка гусей на сухих озерах. Эти высохшие озера, вода из которых ушла в мерзлотные трещины, лежали в тундре, как блюдца из темной керамики. Берега их густо поросли полярной березкой. Гуси любили бывать на этих озерах весной, но их не было тут летом, когда они не могли летать из-за линьки и перебирались к большим полноводным озерам, где легко уплыть от человека или другого врага. Сейчас гуси кричали трубно и громко, точно прощались до весны с излюбленными плантациями брусники и черных ягод шикши. За лето у них отросли новые перья, и они ни черта не боялись: летали над тундрой низко и еще издали разворачивались, как тяжелые ракетоносцы, чтобы взглянуть на меня.

...Я вышел к реке Паляваам, которая в своих низовьях сливается с Чауном, и они вместе впадают в Чаунскую губу.

Река обмелела за лето, и на дне были видны камни, обросшие темно-зеленым илом. Паляваам — быстрая горная река, но сейчас вода текла беззвучно. Я вышел на обрывистый берег, уселся, прислонив спину к рюкзаку, и закурил трубочку. Чуть ниже меня по течению начинался перекат. Темная вода обмывала в нем темные камни. Выше находилась заводь. В воде цвета черного зеркала отражались голые кусты ивняка.

По заводи плыл гусь. Огромный старый гуменник плыл вниз по течению. Сквозь воду я видел, как он медленно и зябко шевелит оранжевыми лапками, а порой поджимает их. Я сидел, боясь шелохнуться. Гусь плыл как-то задумчиво. Похоже было на то, что он озирает последние памятные сердцу места. Подплыв к перекату, гусь развернулся на месте и тем же прогулочным ходом поплыл обратно. Я потянулся за ружьем, но передумал. В рюкзаке у меня уже лежал один гусь на ужин, а этот задумчивый малый явно нравился мне. Гусь проплыл до конца заводи и скрылся в боковой протоке.

Широкая долина реки уходила на восток, к верховьям. На юге торчала синяя стена Анадырского нагорья. На верхушках сопок и на высоких перевалах уже лежал ослепительно белый снег. Точнее, снег казался слегка фиолетовым, как и воздух над

58

ним. Фиолетовый свет складывался с желтым светом бабьего лета над желтой тундрой — спектральная каемка шла вдоль подножия гор на сто, а может, и на все триста километров...

С одного из таких перевалов я пытался недавно найти то место, где однажды, стрельнув навскидку, приобрел пучок куропаточьих перьев за полсотни рублей. Куропатка села прямо на палатку, я был внутри, ружье под рукой, и казенная палатка стоила как раз пятьдесят, рублей на теперешние деньги. Тогда куропатки еще садились на крыши, а яростные весенние куропачи угрожающе кричали «кэрр-кхи» на людей. На ослепительном весеннем снегу их не было видно, виднелись только налитые кровью брови. На снегу красные брови казались черными. Так они и бегали: сгусточки крика и черной весенней крови. В те недавние времена охотились с пистолетом, чтоб не таскать ружье. И вода была чистой. Хариусы ловились на примитивную снасть — привязанный к пальцу кусок лески с крючком.

Теперь река текла густая от взвешенного в ней песка, ила и прочей промывочной мути, которая сопровождает добычу золота. Я смотрел на знакомую долину Ичувеема, где начинал службу сразу после геологоразведочного института, и не узнавал ее. Долины не было — был производственный плацдарм. Напротив устья ручья Быстрого, где когда-то мы разматывали с походных катушек электроразведочные провода на травке, пытались заменить наукой грубое дело шурфовки, сейчас скрипела, грохотала и охала железом металлическая громада драги.

За рекой привычно синел Ичувеемский массив — отдельно положенная горная туша. Он вроде не изменился, но я знал, что с той стороны его долбали, сверлили и рвали взрывчаткой, ибо там обнаружили ртуть. За массивом начиналась долина еще одной реки, и она тоже сейчас содрогалась от шурфовочных взрывов и рева бульдозеров, сгребающих золотоносный песок.

Здесь, по борту долины Ичувеема, торчали столбики электропередачи. Они сильно выделялись на плоской тундре. По серой ленте трассы катились мокрые блестящие коробки грузовиков. Шел извечный чукотский дождик. Грузовики катились к золотому прииску, тому, что первым на Чукотке дал промышленное золото.

Я мысленно окинул взглядом Чукотку — от Уэле-на до тех мест, где начинается царство Колымы. «Вся Чукоция есть не что иное, как громада голых камней», — вспомнил я слова капитана Биллингса. «Громада голых камней»! — смешно говорить. Но ведь писал же об этом капитан Биллингс в давние времена. Я видел ее воочию, с ее кочковатой прибрежной тундрой, темными округлыми сопками, горными долинами, озерами, наледями, низкорослой