Вокруг света 1969-06, страница 36

Вокруг света 1969-06, страница 36

вал Карамышев... Нет, это немыслимо.

Не будем, однако, спешить с выводами. Вот уже три столетия, как существуют телескопы. Над их усовершенствованием думали поколения ученых, да и принцип их работы основан на оптике — одной из самых давних, хорошо разработанных отраслей физики. Тем не менее двадцать с лишним лет назад произошло выдающееся событие: советский ученый Д. Д. Максутов создал принципиально иной, чем раньше, менисковый телескоп. Но самым потрясающим оказалось то, что менисковый телескоп, как выяснилось, вполне мог быть создан... в семнадцатом веке. На два-три столетия раньше! Об этом с удивлением писал сам Д. Д. Максутов...

Повторяю: оптика вообще и теория телескопов в частности были, казалось, одной из наиболее «исхоженных» областей науки.

Другой пример. Гальваническому элементу немногим более полутораста лет. Но создать его могли еще древние египтяне — для этого у них были все необходимые материалы. Кстати говоря, не так давно при раскопках в Месопотамии были найдены устройства, подозрительно похожие на гальванический элемент...

Опыт истории показывает, таким образом, что открытия и изобретения, запоздавшие на века, не столь уж большая диковинка. В общем такие случаи бывали.

Даже с Ньютоном, который, как выяснилось недавно, проглядел одну чрезвычайно важную закономерность.

На твердую плиту падает шарик. Падает и отскакивает, снова падает и снова отскакивает, но уже, естественно, на меньшую высоту. Закономерности, присущие этому процессу и зависящие, понятно, от материала соударяющихся тел, как раз и были описаны Ньютоном. Вычисленные им так называемые коэффициенты восстановления скоростей вошли затем в инженерные расчеты, и последующие поколения лишь уточняли найденные им значения применительно к новооткрытым, работающим на соударение материалам.

Но, как это ни странно, никому в голову почему-то не пришла простая мысль: может

быть, коэффициенты восстановления скоростей зависят не только от материала, но и от формы соударяющихся тел?

Мысль простая и очевидная. Тем не менее на эту мысль исследователи набрели почти случайно! Однажды доктор технических наук Е. Александров столкнулся с непонятной ситуацией: новая бурильная машина была рассчитана и построена абсолютно безупречно, а работала тем не менее куда хуже, чем ожидалось. Начав выяснять причину столь странного парадокса (а подобные парадоксы, кстати, бывали и раньше), ученый и не подозревал, что ему в конце концов придется пересмотреть классические работы Ньютона. Свое открытие Е. Александров сделал всего лишь года два назад...

Нет, Карамышев, безусловно, мог случайно набрести на метод, мимо которого прошли исследователи последующих веков! Это тем более возможно, что техника просвечивания тел — интроскопия — возникла совсем недавно.

Здесь в пору развеять возможные недоумения, касающиеся научной стороны проблемы «видения сквозь камень».

Дело в том, что непрозрачных тел в принципе не существует. Когда мы говорим, что такой-то материал непрозрачен, то это означает только одно — он непрозрачен для световых волн и, следовательно, для нашего взгляда. Только это. Туманная дымка непрозрачна для видимого света, но прозрачна для инфракрасных лучей. Человеческое тело — для рентгена; стальная пластинка — для гамма-частиц; земной шар — для нейтрино. Следовательно, задача сводится, во-первых, к оптимальному подбору проникающих излучений, а во-вторых, к конструированию систем, преобразующих невидимые волны в зримое изображение (примером такого устройства может служить экран рентгеновской установки). Эти две задачи и решает не без успеха современная интроскопия, которая ныне может продемонстрировать опыты даже более эффектные, чем эксперимент Карамышева.

Но раз это так, значит нечего и огород городить? Пусть спят в забвении древние бумаги, нечего волноваться из-за какого-то странного опыта — двадцатый век, пусть с запозданием, и здесь все постиг...

Все правильно, за исключением одного существенного обстоятельства. До нас не дошло описание конструкции аппарата Карамышева, неизвестно, как он действовал, но сохранилось упоминание о принципе его работы. Карамышев просвечивал известняк посредством магнитного поля.

Магнитное поле широко используется для обнаружения в металлических изделиях «незримых» дефектов. Но чтобы магнитное поле делало прозрачной горную породу?! О таких опытах мне не приходилось читать и слышать.

Вот в чем загвоздка...

Разумеется, магнитное поле легко и свободно «проходит» сквозь известняк, да и любую другую горную породу. Но от этого порода не становится прозрачной.

Что же тогда мог открыть Карамышев? Неизвестный нам эффект магнитного поля, благодаря которому в веществе известняка происходит коренное изменение структуры и оно становится прозрачным?

Вряд ли. Вопрос «почему?» увел бы нас далеко в дебри кристаллохимии и термодинамики, и мы его обойдем. Здесь теория не то чтобы начисто запрещает столь привлекательное решение проблемы «видения сквозь камень», но делает его крайне маловероятным. Логичней предположить, что Карамышеву удалось каким-то способом создать систему, преобразующую пропущенный сквозь известняк магнитный пучок в видимое изображение.

Что же, однако, заставило Карамышева после успешной демонстрации «просветителя» не опубликовать о нем ни строчки?

Не знаю. Продолжение этой истории куда более таинственно, чем ее начало. Неожиданно для всех блестящий молодой ученый покидает в 1779 году столицу и занимает должность... директора ассигнационной конторы в Иркутске! В этой незавидной должности он пребывает десять лет и лишь под конец жизни возвращается — нет, не в столицу, он занимается поисками руд в зоне Колывано-Воскресенских заводов.

Странно, очень странно! Исследователь, ученый, перед которым открывалось блестящее поле деятельности, по доброй воле оставляет науку и забивается в глушь, какой тогда был Ир

34