Вокруг света 1969-09, страница 43

один прекрасный день двести лет назад жители одного из полинезийских островов увидели, как к их земле стремительно приближается огромный корабль. На палубе корабля, по всему видать, пришедшего из далеких морей, выполняя приказы невысокого сухого человека, суетилось множество «паопа» — белых людей. Полинезийцы, вышедшие навстречу кораблю на своих пирогах, дабы отвезти гостя в самую надежную и удобную бухту Таити, плохо расслышали имя энергичного капитана; вернувшись к своим, они сказали, что капитана зовут Куке.

На самом деле капитана звали Джемс Кук. Путешествиями этого англичанина (а корабль Кука вышел из Лондона в конце июля 1768 года) закрывается, собственно говоря, эра Великих географических открытий и начинается эра исследований в самом современном понимании этого слова...

Джемс Кук родился 27 октября 1728 года в семье йоркширского крестьянина. От молодых ногтей он связал свою жизнь с морем — ходил сначала юнгой на торговом судне, потом матросом. В двадцать семь лет он получил под свое командование первое небольшое судно. Впитанная в кровь за годы плаваний прочная, сугубо практичная морская культура, глубокие познания в математике и астрономии открыли для Кука дорогу к успехам; он получает все более и более крупные суда. В 1755 году Кук переходит в военный флот и принимает участие в Семилетней войне. Дарование Кука раскрылось в полной мере — и его мужество и знание навигации. Недаром после войны ему было поручено составление карт тех самых берегов, где он воевал, — Ньюфаундленда и Лабрадора. Успех этой работы открыл Куку дорогу к экспедициям в Южные моря.

Три больших плавания в Тихий океан позволили Куку нарисовать не только географическую научно полную и точную карту Великого океана — от полюса до полюса, от одного берега до другого, — но и карту «человеческую». Если Кука до сих пор вспоминают не только как одного из великих ученых-географов эпохи морских открытий, но и как крупного знатока жизни и обычаев жителей островов, открытых им в Тихом океане, то этим Кук обязан своим прославленным дневникам ¹.

Первый раз в Полинезии я был в 1956 году — к тому времени я еще не читал его дневников. Открыл же я их, лишь вернувшись в Европу после года, прожитого на островах, открыл и поразился: Полинезия, которую я увидел, почти полностью совпадала с описаниями Кука. Она совпадала, конечно, не в деталях обычаев островитян (по правде говоря, тогдашняя жизнь Полинезии разительно отличается от жизни нынешней), а скорее в самом характере психологии здешних людей — королей и жрецов, рыбаков и земледельцев.

Не раз и не два довелось мне затем посетить

¹ Автор несколько идеализирует капитана Кука, сына своего времени и своей страны. В исследованиях Кука, кроме их бесспорной научной ценности, была, да и не могла не быть, другая сторона — ведь его экспедиции снаряжались британским адмиралтейством. Сведения, собранные Куком, необходимы были британской короне для подготовки захвата новых земель в Тихом океане. — Прим. ред.

острова Южных морей, и я каждый раз обращался к записям великого капитана.

Таити со времени его открытия значительно изменился, полинезийский мир с той поры был множество раз изучен, проанализирован, воспет и описан писателями, поэтами и художниками. А среди них были не только такие имена, как Мелвилл, Гоген и Стивенсон. Другие, помельче, создали своего рода миф о Таити.

И документ уступил мифу. Но откройте дневники Кука, книгу научно неуязвимую и в то же время пронизанную человеческой теплотой, острой наблюдательностью, и вы поймете, как прекрасно понимал он жизнь полинезийцев. А много ли их, европейских исследователей, о которых мы можем сказать, что они действительно понимали «открытый» ими мир?

К берегу, где поставлена сейчас в его честь мраморная полуколонна, Кук подошел после десятимесячного плавания. Его «Эндевор» пересек Атлантику, прошел Магеллановым проливом и после долгого плавания по Тихому океану вышел, наконец, к своей цели — острову, едва выступавшему над высокими океанскими валами и белой пеной кораллового барьера.

12 марта 1769 года Кук записал в дневнике:

«Множество пирог отплыло от Таити. Они приблизились к нам, но островитяне не пожелали в первый момент подняться на борт. Сначала они подарили нам молодые побеги дерева, которое они называли «э-мидхо» — залог мира и дружбы. Они передали их нам, сопроводив это какими-то знаками, поначалу нами непонятыми. Мы, однако, предположили, что это должно выражать желание видеть эти ветки установленными на судне. И в самом деле, когда мы их укрепили на виду, то поняли по поведению островитян, что не ошиблись в своем предположении. Мы купили у них фрукты и, приспустив паруса, вошли в бухту Порт-Реал, которую они называли бухтой Матаваи, и бросили там якорь».

Встретив такой дружелюбный прием, Кук решил устроить в этом месте свой первый опорный лагерь; он разбил его прямо на берегу залива.

Оставив своего заместителя на корабле, а астронома Грина — начальником лагеря, Кук приступил к исследованию острова. Прежде всего он составил точную карту береговой линии.

Капитан решил задержаться на острове, чтобы углубить свои познания о полинезийцах. Он записывал отдельные слова и целые фразы таитянского языка, сопровождая их комментарием, и составил таким образом нечто вроде словаря. В описаниях обычаев островитян Кук отметил высокое совершенство, с которым они вырезают из дерева или камня своих божков — тики, приятность для слуха их песен и красоту танцев, которыми они способны выразить все: радость и боль, гнев и дружеское расположение.

«У них есть один танец, которому здесь учатся с самых ранних лет. Он заключает в себе как бы принципы их воспитания, — записал Кук в дневнике своего первого путешествия. И добавил: — Некоторые танцоры отбивают ритм с помощью особого рода ивовых корзинок, которые они держат в руке, украшенной перьями. На ногах же у них браслеты из акульих зубов. Корзинки и ожерелья вращаются, причем вращение это становится то сильнее, то затухает... Можно сказать, что они любят и музыку и песню, доверяя им все свои переживания и даже истории о своих странствиях. Язык Таити (наподобие языка латинского или греческого) допускает инверсию слов, не порождая при этом двусмысленности. При этом таитянский язык отличается богатством и

41