Вокруг света 1969-09, страница 69

трое пошли к соседней хижине вместе. Они шумно ворочались на сухих листьях, тревожно поглядывая на обращенный к лагуне лаз, который, казалось, был завешан звездным пологом. Время от времени вскрикивали малыши, а как-то раз в темноте заговорил кто-то из больших. Наконец и эти трое уснули.

Из-за горизонта выглянул серп луны — такой тонкий, что его света, даже когда он весь уселся на воду, едва хватило на то, чтобы вырвать из темноты узенькую дорожку; в небе зажглись новые огоньки: они быстро перемещались, мигали и вдруг пропадали, но с высоты в десять миль, где шел бой, до земли не доносилось ни звука. И все же мир взрослых послал свой знак, хотя дети не могли прочесть его: они спали. Темноту озарила яркая вспышка, и по всему небу сверху вниз протянулась огненная спираль, затем снова стало темно и зажглись звезды. Над островом появилась какая-то-крапинка — человеческая фигурка под быстро опускавшимся парашютом, фигурка с безвольно обвисшими руками и ногами. Переменные ветры разных высот мотали ее в воздухе и сносили каждый в свою сторону. Но в трех милях над землей устойчивый ветер подхватил ее и потащил по огромной дуге через все небо и вниз, над рифом и лагуной, прямо к горе. Фигура, как мешок, упала на склон, покрытый голубыми цветами, но и здесь, на этой высоте, тоже дул ветер, и парашют захлопал, расправился и продолжил свой путь уже по земле. Следом за ним вверх по склону волочилась фигура. Ярд за ярдом, рывок за рывком ветер проволок ее по лужайке с голубыми цветами, по уступам и красным камням, втащил на вершину и оставил там лежать среди расщепленных скал. На вершине ветер дул порывами; стропы парашюта перепутались, обмотали камни, и фигура села; ее голова в шлеме свесилась между колен, подтянутых перепутанными стропами. Когда налетал порыв ветра, стропы затягивались, и тело выпрямлялось, а голова вскидывалась так, словно парашютист вглядывался куда-то через кромку скал. И всякий раз, когда ветер падал, стропы ослабевали, и фигура наклонялась вперед, свесив голову между колен. В вышине звезды совершали свое движение по небу, а внизу, на вершине горы, фигура кланя

лась, выпрямлялась и снова кланялась.

В предрассветной темноте у одной из скал неподалеку от вершины раздался шорох. Из груды валежника и сухих листьев выкатились два мальчика —■ две смутные тени, заговорившие сонными голосами. Это были близнецы, которые в ту ночь дежурили у костра. По теории, пока один из них спит, другой должен был следить за костром. Но они были просто не способны что-нибудь сделать один без другого, и поскольку бодрствовать всю ночь напролет невозможно, они вместе пошли спать. Привычно ступая босыми ногами, они подходили к грязному пятну на земле, которое осталось от костра, позевывая и протирая глаза, но, подойдя, перестали зевать, и один из них бросился назад за валежником, а второй опустился на колени.

— Кажется, совсем прогорел. — Он пошуровал золу пучком сухих веток, подсунутых ему другим близнецом. — Нет.

Он лег на землю, приставив губы почти к самой золе, и тихонько подул. Его лицо, подсвеченное красным, выделилось из темноты. На мгновение он перестал дуть.

— Сэм... нам нужно...

— ...взять гнилушку.

Эрик снова нагнулся и тихонько дул, пока в золе не заалело пятнышко. Сэм подложил кусочек гнилого дерева, затем ветку. Уголек стал еще ярче, и ветка вспыхнула. Сэм наложил сверху еще несколько веток.

— Много не жги, — сказал Эрик. — Слишком много ты положил.

— Давай сперва согреемся.

Эрик сидел на корточках и

смотрел, как Сэм раскладывает костер. Поверх пламени он построил шалашик, и теперь костру был бы не страшен и сильный порыв ветра.

— Да-а, еще немного и...

— ...он бы совсем...

— ...взбесился.

— Ага.

Несколько минут близнецы молча смотрели на огонь.

— И все из-за этого костра, да из-за свиньи.

— Еще хорошо, что он вместо нас на Джека напустился.

— А помнишь старуху бешеную? Она учила нас, помнишь?

— Как же! «Мальчик-ты-меня-сведешь-с-ума»!

Близнецы совершенно одинаково захохотали, затем, вспомнив

о темноте и обо всем остальном, тревожно оглянулись по сторонам.

Тепло от костра накатывалось на них приятными волнами. Сэм развлекался тем, что старался ставить ветки в самый огонь. Эрик вытянул вперед руки, определяя расстояние, на котором жара была еще терпимой. От нечего делать он смотрел на вершину и пытался в наборе теней и силуэтов угадать дневные контуры скал. Там была большая скала, вот там — три камня, рядом расщепленная скала, а еще дальше — впадина... как раз там...

— Сэм.

— А?

— Так, ничего.

Языки пламени охватывали сучья, кора завивалась и отваливалась, сухое дерево рвалось с треском. Шалашик рухнул, и вверх метнулся неровный круг света.

— Сэм.

— А?

— Сэм! Сэм!

Где-то далеко внизу лес вздохнул и зарычал. У обоих близнецов на лбу затрепыхались волосы, пламя костра заметалось. В пятнадцати ярдах от мальчиков громко захлопала вздувшаяся на ветру ткань.

Они не вскрикнули и только еще крепче обняли друг друга, а их рты вытянулись в две узкие вертикальные щелочки. Секунд пятнадцать они сидели не шелохнувшись, бьющееся пламя вместе с дымом и искрами окатывало вершину волнами неровного света.

Затем они в ужасе сорвались с места и помчались вниз.

Ральфу снился сон. Прежде чем ему удалось заснуть, он, наверное, часа два шумно ворочался на сухих листьях. Но теперь до него не доносились даже громкие крики бредивших малышей, потому что он был далеко-далеко, там, откуда он попал на этот остров, и через садовую ограду кормил пони сахаром. Вдруг кто-то потряс его за плечо и сказал, что пора пить чай.

— Ральф. Проснись!

Листва ревела, как морской прибой.

— Да проснись же, Ральф!

— Что случилось?

— Мы видели...

— ...зверя...

— ...своими глазами!

— Вы кто? Близнецы?

— Мы видели зверя...

5*

67