Вокруг света 1969-10, страница 21

готической вязью, протянутой в два ряда: «От этого дома не спеши к другому: останься другом этому дому».

А в доме степенно горят дородные, разукрашенные сусальным золотом свечи, дразнит аппетит старинный дубовый стол, к которому уже приглашают хозяйка со своим сыном, приехавшим сюда на праздник.

— А где вы живете? — спрашиваем мы Хельмута.

— В Штайнахе, — отвечает он и, уловив наше любопытство, добавляет: — Слыхали, наверное, про штайнахские грифели? Так вот я и работаю на графитном заводе.

— Их грифелями, — с гордостью замечает фрау Герхард, — пишут и рисуют даже в Африке и Азии.

— Что за наваждение?! — не удержались мы тут. — О чем разговор ни зайдет, так нам сразу говорят об Африке!

—Мы и с другими континентами неплохо связаны, — заметил нам в ответ Хельмут. — Тут, верно, все дело в том, что продукция, выходящая из этих мест, считается уникальной. И правильно считается — у нас здесь все уникальное, начиная с самого леса и кончая — если, конечно, моя мама не подкачала — праздничным ужином.

А ужин начался с ломтиков салями и супа из бычьих хвостов. В углу, на комоде — штатном месте синего фарфорового кувшина и тазика для умывания— с грозным шипением низвергаются сквозь бронзовую решетку в хрустальную вазу пылающие капли облитой ромом сахарной головки. Головка худеет все быстрее, а юркие капли под общее веселье плюхаются в ароматное месиво сладкого вина, гвоздики, мандариновых и апельсиновых долек. Что это?

— По-нашему это называется вроде огненной головы, — объясняет сын хозяйки...

Отгремели залпы фейерверков, угомонились певцы коляд, и на смену им громче зашумели сосны, а в решетках ставней заскулила бездомная вьюга. И уже манят пухлые дедовские перины, без которых, как уверяет фрау Герхард, в горах обойтись просто невозможно.

Еще горят, захлебываясь в стеариновых озерах, фитили свеч, нет-нет, да выстрелит уголек в печке, а издалека уже доносится усталый бой башенных часов, зо

вущих на покой и воскрешающих в памяти «Горные вершины» Гёте, потом все тонет в голубом великолепии зимнего леса.

Лесной ветер

Ветер гремит командирскими голосами в горах, развешивает по лесу теплые нити дождей, сметает пылинки копоти с отшлифованной черепицы домов, прокатывается по молочным лугам, льнет к босым ногам вереском и влажной травой, веером проходит по холодной брусчатке и уже снова спешит оторваться от земли и загудеть, нажимая на все регистры в верхушках леса.

А там, в купах сосен, елей и лиственниц, орудуют сильные, ловкие парни в кожаных куртках и беретах. Их ноги с помощью кошек цепко охватывают гладкие смолистые туловища деревьев, а руки проворно обирают шишки и бросают их в брезентовые мешки. Это сборщики шишек.

Эге-гей! — поторапливает их ветер. Он поет им простые напевы, и под эту музыку работают они весело и задорно. Мешки наполняются шишками. Их собирают осторожно, чтобы не повредить веток.

Живей, живей! — ведь шишки можно собирать не всегда. Там, внизу, люди с лукошками разбрелись по грибы, по ягоды. Живей, живей! — парням не до грибов и ягод, шишки нужно скорее доставить на сборный пункт, просушить и извлечь из них семена. Но когда кончится шишечная страда, парни в кожаных куртках не останутся без дела, одни займутся вырубкой бурелома, другие отправятся на лесосплав. Кое-кто знает тайны целебных трав. Их нужно приметить днем, забить рядом колышек, а ночью пройтись с фонариком и собрать их. Ночные травы для человека особенно полезны.

Нужно позаботиться и о лесной дичи, облегчить зимовку зверям и птицам, не дать им умереть с голоду. Тогда охота, которая обычно начинается в мае на самцов косуль, в сентябре — на самок (а их общее число по республике превосходит двести тридцать тысяч), в октябре — на зайцев, не превратится в варварское истребление обитателей леса.

Тюрингенский лес найдет каждому работу по душе: одним наблюдать с вышек и вертоле

тов, нет ли где пожара (ну и тушить его, конечно, если он, паче чаяния займется), другим выращивать саженцы; одним прорывать осушительные каналы, другим — охотиться за всякими вредными насекомыми. Всем памятно нападение короедов, когда в 1947 году они чуть не свели весь лес под корень.

Но и это еще не все: люди— мало им лесных забот, они придумали себе еще и свои — на ближайшие пять лет наметили огромный план работ по строительству зон отдыха вокруг Обергофа, Галленбурга и других городов.

«Живей, живей...» — странно слышатся эти слова здесь, в лесу.

Но странно было бы их и не услышать в республике, где кипит вовсю работа.

Ну что ж такого, если не может похвастаться Тюрингенский лес электроникой или оптикой на уровне народного предприятия Карл Цейс-Иена? «Зеленое сердце» не менее важно республике, а потому человек всегда останется другом дому, имя которому — Тюрингенский лес.

2*

19