Вокруг света 1969-12, страница 9

нику все любят: и медведь, и косуля, и лось. Заповедно должно быть.

Потом и в научном отделе мы говорили о том же. Что лес как единый живой организм, все связано в нем — рельеф, растительность, влажность, звери, птицы. Каждая, даже небольшая полянка — это целый своеобразный и неповторимый мир, непохожий на соседний, что-нибудь там да по-дру-гому: то ли к воде ближе, больше глины в почве, то ли травы другие, то ли насекомые не те или, скажем, освещение другое. Чтобы научиться управлять этим организмом, а это как раз и есть задача исследователей, нужно точно знать, что от чего зависит. Пробы почв и воды, выборка фаутных (зараженных) деревьев, намеренное привлечение птиц и животных — все, что приходится здесь делать зоологам, почвоведам, специалистам по ландшафту и климату, поставлено на разгадку такого обычного земного чуда, называемого лесом.

— Для сравнения оставлены здесь углы, куда человек не является годами, — говорит Федорыч. — Не убирается хворост. Не топчутся тропинки. Лес оставлен без вмешательства — и полезного и вредного. Что получится — увидим. Семьдесят шесть тысяч гектаров у заповедника, почти сотня километров в поперечнике! Место и для таких вот опытов найдется...

Открылось огромное полотно спокойной, чуть сморщенной ветром воды и зубчатый частокол леса на дальнем берегу. Озеро Палик.

— Часом и добрались. Зимой в управление отчет о работе везти, в санях по льду полдня тащишься.

— И давно вы здесь лесничеством заведуете? — спросил я.

— Не, не очень, — Федорыч сдвинул на глаза фуражку, и предательский румянец окрасил щеки.

Моторка стояла в середине озера. Было тихо и торжественно.

— Здесь кто хочешь есть, в Палике, — почему-то шепотом сказал лесничий. — Шереспер там, щука — это ладно. Веришь, стерлядка есть и сомы по полцентнера...

— Сколько тебе, Федорыч, а? — безжалостно продолжал я.

Он ждал этого вопроса, и, видно, ему полегчало, когда, наконец, дождался.

— Уже двадцать три, — доверчивым голосом сказал он. — Но здесь я не первый год — второй работаю. По распределению в леса напросился. Как пацаном еще мечтал, так и вышло. Понимаете, ну, девицы на факультете были сплошные, и получился мне зеленый путь.

Моторист прислушивался к нам, Федорыч заметил, смутился на минуту и прикрикнул баском:

— Ну-ка, Митрин, газуй, время идет!

— А, возьмите, люди тут! Увидите, — продолжал весело Федорыч, перекрикивая жужжанье движка. — Таксидермист Шура, такого не то что в Белоруссии, во всем Союзе поискать. Чучела у него живые выходят — прямо спугнуть боишься. Потому музей в Крайцах знаменитый. А сейчас Юзефа, лесника, увидите, к нему заедем.

Через малоприметный, закрытый кустами и травой пролив перебрались мы в узкий приток, прошли по нему до отказа и уткнулись в болотистый берег. Отсюда через багульник и осоку тропинка уводила к роще. Ступишь с нее в сторону — болото и топь, а тропинка — чудо — держит! В роще