Вокруг света 1970-05, страница 67

I

хорошо законспирированная подпольная организация. Немцы Шо-бер и Хазельбах, русский Лозовский, голландец Ооршот, норвежец Карлсен, датчанин Хансен, поляк Лавренский, чех Завадский, австриец Матушек, француз Крен, бельгиец Браудер во главе с заключенным электриком Гансом Беккером составляли ее ядро. Подпольная организация наносила чувствительные удары. Тормозился выпуск самолетов, затягивалась реконструкция цехов, саботаж принимал угрожающие размеры. Но деятельность подполья этим не ограничивалась...

— Ты слышал, завтра в главный лагерь отправляют двух советских товарищей. За порчу станков...

Староста лагеря Хазельбах выразительно посмотрел на Ганса: «Оттуда они уже не вернутся...»

Чтобы спастись, русским ребятам нужно было любой ценой вырваться с территории завода «Хейнкель» и добраться до расположенного неподалеку лагеря иностранных рабочих. Там они смогут «затеряться». На подготовку побега оставалось несколько часов. Но вопрос шел о жизни двух подпольщиков, двух комсомольцев. Рехлер достает гражданскую одежду, Гейнц — продукты, вольнонаемный рабочий Раупах рисует план лагеря и схему дорог.

Только трое из руководителей подпольной организации знали о том, что бежать с тщательно охраняемой территории можно. Но им и в голову не приходило самим воспользоваться этой возможностью. Они понимали, что их место там, где они нужнее всего, где они могут принести наибольшую пользу, — на военном заводе «Хейнкель».

— Смотри, — Ганс Беккер кивком головы показал Лозовскому, связному от группы советских военнопленных, на вход в кабельный туннель, — и запоминай. Когда ребята пропол

зут по этой трубе пятьдесят два метра, они окажутся под проволочной оградой лагеря. Еще через двадцать метров — под еловым леском. Ширина лесной полосы — шестнадцать метров. Таким образом, им нужно выйти из тоннеля между семьдесят вторым и восемьдесят восьмым метрами. Для этого они должны поднять крышку колодца, отмеченную белым крестиком. Крышка тяжелая, да на ней еще лежит слой земли в десять-пятнадцать сантиметров...

Лозовский слушал, запоминая цифры.

— Когда выберутся из колодца, пусть аккуратно закроют крышку, присыплют землей и хвоей. Да пускай обмотают ботинки тряпками, пропитанными в масле, тогда собаки не возьмут след. Тряпки и масло найдут под той же крышкой...

А на следующее утро из цеха в цех летела весть: «Двое сбежали!» Весь день шли безрезультатные поиски. Эсэсовцы, взбешенные неудачей, вымещали злобу на заключенных. Но ни брань, ни побои не могли омрачить их радость. Это была еще одна победа антифашистской солидарности.

ЗА ЛИНИЕЙ ФРОНТА

Двое суток бродил Макс Беккер по перелескам, ползком пересекал дороги, прятался в заброшенных сараях. А на третьи сутки...

— Стой! Кто такой? Врешь! Сразу видно — фриц, хоть и в гражданском. Товарищ командир! Шпиона поймали.

Партизанский отряд состоял из колхозников окрестных деревень и солдат, выбравшихся из окружения под Вязьмой. Командовал отрядом председатель одного из колхозов Гжатского района Сизов. Положение Макса было не из легких — пистолет, гранаты, аппаратура для подслушивания и никаких документов, да и акцент

его не оставлял сомнений в том, что он немец. К тому же Макс не имел права называть свою часть и какие-либо имена.

— Если ты наш, то тебе нечего бояться, а если фашист, то...— говорили ему партизаны.

— Не могу. Не положено. Не имею права.

Его разоружили, заперли в землянке.

— Что будем делать, командир — спрашивали партизаны — вокруг немцы, а нам еще с этим пленным возиться. Расстрелять его — и дело с концом. Ведь ясно — шпион.

— Погодите, расстрелять всегда успеем...

Командир отряда Сизов, немолодой, крепко сбитый человек, долго не мог принять окончательного решения. Если этот молодой светловолосый парень действительно фашист, то с какой целью бродит один по лесам в штатской одежде? Шпион? Вряд ли... Говорит с заметным акцентом и за русского не сойдет. А с другой стороны, если свой, почему не хочет назвать свою часть, командира? Ведь связь с нашими войсками есть. Проверили бы, а там, если он свой, переправили бы через вражеские позиции...

Сизов подолгу беседовал с Максом, расспрашивал о Москве, о семье и чувствовал, что начинает верить, верить вопреки подозрениям. Макс же мучительно искал выход из этого ложного и опасного положения.

И вдруг его осенило.

В тот день он рассказывал Сизову о своей квартире на Красной Пресне, о матери, о том, что дома наверняка ждут его письма... Письма... Полевая почта!.. Ведь номер полевой почты не засекречен. Сколько раз, складывая треугольником свои короткие фронтовые послания, он писал его в качестве обратного адреса. Полевая почта!..

И вот через неделю после того, как Макс сообщил Сизову