Вокруг света 1971-04, страница 79

свешивались ледяные лапы, и мы их оттаивали о выхлопную трубу. По утрам ветер обычно дул с материка, но к полудню обязательно заходил норд-вест, и мы немедленно поворачивали к берегу: идти против осенней северозападной волны на тридцатифутовой островчанке — гиблое дело.

Я стоял за штурвалом, как когда-то мой дядя, и временами оглядывался, чтоб посмотреть на отца •— он высился на корме в зарядах мокрого снега, и над ним нависала свинцовая волна, потом корма задиралась к низкому небу, и я отворачивался, чтобы не сбиться с курса. Но двадцать первого ноября — в последний день путины — я повернулся к отцу, и его не было.

В конце ноября, когда задувает норд-вест, развернуть остров-чанку навстречу волне — значит пойти на верную смерть. Море не ставит на могилах крестов, и, если ты все же сумеешь повернуть, ты не сможешь отыскать то проклятое место, где Атлантика похоронила очередную жертву. И откуда тебе знать, когда это случилось — за минуту до того, как ты обернулся, или за десять.

Но зато ты знаешь — и уж это наверняка, — что твой отец никогда не умел плавать. Ни отец, ни дядья, ни деды, ни прадеды. Рыбаки предпочитают долго не мучиться.

У восточного побережья Северной Америки много богатых омарами отмелей. Весной омаров вмораживают в лед и на грузовиках-рефрижераторах отправляют в города. Грузовики день и ночь мчатся по автострадам, но омаров требуется все больше и больше, они дорожают, конкуренция растет...

А на отмелях, закрепленных за «Дженни Линн», уже десять лет никто не рыбачит. Море не ставит на могилах крестов, но наши предки разметили его — навеки. Дважды сюда приходили большие катера и закидывали огромные донные сети, и дважды кто-то срезал на них баканы, и сети навсегда оставались в море. Дважды в наш поселок приезжали полицейские и задавали много каверзных вопросов, но мужчины, стоявшие у дверей своих хижин, и женщины с грудными детьми на руках равнодушно смотрели на полицейских и молчали. Поли

цейские ругались, объясняли рыбакам, что море принадлежит всем, как воздух, его нельзя поделить... Рыбаки молчали.

Море было поделено лет триста назад нашими праотцами. И оно ждало «Дженни Линн». Так думали рыбаки.

Так думает мама.

Она живет на мизерную страховую пенсию, совсем одна в опустевшем доме. По утрам она слышит топот сапог, но рыбаки не останавливаются у ее крыльца: им некого ждать, и они проходят мимо. Мама не примет никакой помощи — она ждет меня. И мне мучительно сознавать, что она умрет, не дождавшись.

Но еще мучительнее знать, что отец уже умер — его нашли у берега двадцать восьмого ноября, он висел в ущелье между двумя утесами, и прибой нескончаемо колотил его о камни. Из рукавов куртки и разодранных брюк торчали размозженные, обглоданные кости — море ссосало с него сапоги и рукавицы, а остальное сделали рыбы и острые скалы...

Перевел с английского Андрей КИСТЯКОВСКИИ

ВСЕРЬЕЗ О 1 АПРЕЛЯ

День этот не выделен в календарях. Кое-кто в этой связи говорит, что не выделен он напрасно: среди 365 своих собратьев именно он самый веселый. Недаром у многих народов он имеет свое собственное имя. Англичане, например, зовут его «днем глупцов», французы — «днем апрельской рыбки». Вы уже догадались: речь идет о 1 апреля. Вопрос только в одном: откуда пошла привычка шутить именно в этот благословенный день?

В Западной Европе на 1 апреля обратили особое внимание в конце XVI — начале XVII века. Причем, если послушать французов, первыми стали шутить в этот день именно они. Случилось это якобы в 1564 году, когда Карл IX специальным указом перенес начало года с 1 апреля на 1 января. Тот же указ автоматически отменил и традиционные подарки, преподносившиеся на первоапрельский Новый год, потому-то, дескать, разочаровавшиеся французы и стали считать его днем обмана. По другой версии, Карл IX тут абсолютно ни при

чем. Просто в апреле обычно начинался большой лов рыбы, ну, а погода, понятно, часто подводила рыбаков.

Впрочем, у сторонников французского приоритета есть немало и оппонентов, чьи аргументы достаточно вески. Ведь еще в Древней Индии, доказывают они, отмечался, да и сейчас отмечается, хотя и в конце марта, «праздник Холи», когда в ходу всевозможные шутки, ничем не уступающие нынешним первоапрельским. А в Древнем Риме сходный с 1 апреля «день проказ и смеха» даже назывался почти как теперь в Англии «фестум стулторум», то есть «праздник безрассудства».

Приоритет приоритетом, но истины ради стоит заметить, что шуточки в Древней Индии, Риме и даже средневековой Франции не родня первоапрельским розыгрышам наших дней. Разве угнаться даже самому энергичному древнему проказнику-одиночке, чья «добыча» даже в наиболее удачные годы не превышает трех-четырех десятков друзей, родственников и просто знакомых,

за таким «шутником-массовиком», как пресса. Стоило, к примеру, нью-йоркской газете «Сан» напечатать 1 апреля 1934 года телеграмму о том, что астроном Джон Фредерик Хершель сконструировал особый телескоп и с его помощью открыл на Луне растения и живых существ, включая гигантскую обезьяну с крыльями летучей мыши, как шутке поверили тысячи и тысячи американцев. Когда же почти четверть века спустя польская газета сообщила, что вблизи Кракова найдены кости легендарного дракона, с убийством которого, по преданию, связано основание этого города, как на приманку попалось немало серьезных изданий в других странах, перепечатавших «мировое открытие археологов». Прошло еще 12 лет, и индийские читатели узнали о необычном рекорде йога Кришны Бахадура Сингха, который сумел провести 8 часов в желудке проглотившего его питона и невредимым выбрался на белый свет.

Впрочем, шутки шутками, но... может, йог действительно отсидел полный рабочий день в питоне? Все-таки об этом напечатано в газете! Черным по белому. Пусть даже 1 апреля.