Вокруг света 1972-02, страница 36

вся прогнила, чиновники занимаются политикой, продают Конго... Идите, идите отсюда. Нечего вам здесь делать, с нашими конголезскими заботами мы сами справимся...» И он вскинул автоматическую винтовку.

Пришлось ретироваться. Но как бы там ни было, мы столкнулись, пожалуй, с искренним, неофициальным, если можно так выразиться, желанием защитить национальное достоинство. Это вовсе не означало, что сержант стал выше межплеменных распрей, но перед иностранцами, да еще белыми, он мыслил уже категориями национальными...

И все-таки внутриполитическую да и повседневную жизнь в Конго определяет пока что не национальное самосознание, а два фактора — раздробленность населения на срперничающие этнические группы и внутриклановая солидарность. Это как бильярдные шары, уложенные в деревянную рамку пирамиды: уберите рамку — и пирамида раскатится, рассыплется от малейшего толчка. Государственные границы, общая конституция, законы, единая центральная власть — вот та рамка, в которую втиснуты этнические, племенные, региональные противоречия. Не в этом ли обстоятельстве следует искать объяснение несколько даже преувеличенному культу государственной, административной власти, существующему почти во всех африканских государствах? Не потому ли и власть стремится поддержать это культовое отношение к себе, инстинктивно стараясь укрепить свой авторитет в этих сложных условиях — ведь пока что она единственная реальная сила, способная сдержать центробежные тенденции в пестром и разноплеменном обществе, не сложившемся еще в нацию?

...Зеленый «мерседес» с выбитой левой фарой стоит на пустыре у ворот недостроенного двухэтажного дома. Таких домов-скороспелок в Киншасе много: строят высокопоставленные чиновники, строят быстро разбогатевшие дельцы, армейские чины. Да и дорогие автомашины с помятыми крыльями, разбитыми фарами тоже не редкость: водят здесь лихо, а владельцу автомашины, раскошелившемуся для престижа на «мерседес» или «ягуар», иной раз не хватает денег на мелкий ремонт. Но главное заключается в том, что бюджет африканской семьи весьма необычен для европейца...

Дом кажется перенаселенным. Пока мы беседуем, через холл пытаются пройти то какой-то мальчишка, то женщина с корзиной. На них шикают, и они исчезают. Потом за стеклянной дверью входа появляется молодой конголезец в костюме и при галстуке. Не входя в дом, он делает знаки хозяину. Тот досадливо морщится, идет к двери и, приоткрыв ее, о чем-то вполголоса говорит с ним. Роется в кармане, вытаскивает деньги и протягивает пришедшему. Тот исчезает. Хозяин возвращается к своему креслу, покачивая головой: «Ах эта семья...» Он окружен родственниками со всех сторон. Вообще-то, он живет в своем новом доме с женой, детьми и двумя племянниками. Племянники учатся в школе и помогают по дому. Но так уж получается, что в доме постоянно находится множество людей. Некоторых он просто не знает. Они приходят, остаются на два-три дня, на неделю, на месяц, а то и на год. «Родственники ли они? Ну как это объяснить: по европейским нормам это не родственники, но в Конго... Попробуй откажи кому-нибудь от дома. Все соплеменники отвернутся. Просто заколдованный круг»,—жалуется хозяин. Сородичи и так уже косятся на него: поддерживает нового президента — значит, предал Касавубу. «Им не объяснишь, что речь идет о всей стране, что надо мыслить шире, государственными масштабами, что дело не в племени, а в Конго... А с другой стороны, если поддаться их нажиму, все это благополучие пропадет, — вздыхает хозяин. — Я лишусь всего, и они вместе со мной... По существу, все эти люди живут на моем содержании... Тому дай на пиво, этому — на новую рубашку, всем надо питаться, за ребят — платить в школу... Трудно...»

Все население страны расчленено на такие вот маленькие, средние и большие кланы, зачастую живущие за счет преуспевающего родственника. Племенные нравы перенесены в города. В государственном масштабе это становится настоящим бичом: набор служащих в любое учреждение, распределение постов в министерствах, конторах во мно

гом зависит от племенной принадлежности главы учреждения. Это порождает, помимо всего прочего, атмосферу круговой поруки, в которой процветают коррупция, казнокрадство, а иногда и элементарная некомпетентность чиновников, занимающих свой пост благодаря протекции.

«Экзотичность», исключительность Африки, нивелирующая в представлении иностранцев все различия африканской жизни, создающая, так сказать, собирательный образ жителя Черного континента, ничего общего с действительностью не имеет. Теории, основанные на «оригинальности» африканской психологии, нравов, духовного мира, теории вроде негритюда¹ тоже не могут служить базой для образования нации, ибо при ближайшем рассмотрении характер муконго так же отличается от характера мутетела, как характер того же датчанина от характера грека. Разумеется, и тем и другим присущи какие-то общие черты в масштабе континента. Но различия между ними тоже глубоки... Да, конечно, все африканцы умеют переговариваться с помощью тамтама. Но только это умение еще не означает единства, поскольку язык тамтама средством общения между регионами, говорящими на разных языках, исповедующими разные представления о мире, стать не может.

Одна из главных причин сохранения разобщенности — отсутствие внутренних связей. В Конго, в Африке невозможно вот так запросто сесть на поезд, в автобус, в машину, поехать за пятьсот, за тысячу километров, чтобы продать свой товар, навестить родственника, друга, просто проехаться по стране. И не случайно одной из первейших забот правительства является вещь, казалось бы, самая элементарная — строительство дорог. Дороги — это не только торговля, не только экономика, не только оживление сельского хозяйства. Дороги в Африке — это важная деталь каркаса будущей нации.

Попытка же сразу, одним махом, объединить огромную страну в единую нацию на основе национализма, и только национализма, мало что дает на практике. Во-первых, национализм в том виде, в каком он проповедуется, нередко сводится к призывам вернуться к древним традициям и подчеркивает лишь одну сторону африканской действительности — ее непохожесть, неповторимость, своеобразие. Подчас все, даже самые элементарные, ошибки упрямо объясняются исключительностью и своеобразием африканских нравов. Этот национализм иногда отказывается от опыта других народов, признавая лишь собственную модель общества, зачастую представляющую собой причудливую смесь капиталистического строя и патриархальных нравов старой доколониальной Африки. Во-вторых, национализм, истолкованный буквально, приводит в конечном счете к осложнениям внутри самой страны, ибо все же слишком велика разница в традициях жителей разных провинций, чтобы, отталкиваясь от них, создавать общегосударственную «африканскую» психологию. Результатом такой политики бывает не единство, а местничество, междоусобица.

¹ Негритюд — теория, утверждающая абсолютную

исключительность и самобытность духовного мира, психологии и культуры африканцев. Согласно этой теории Африка должна создавать свою собственную цивилизацию,

отказавшись от опыта других народов как «неприемле

мого и неприменимого в условиях Африки».

У Африки все впередщ в том числе и создание наций. Пока еще новые государства объединяют в своих границах разнородные племена, зачастую живущие своими внутриплеменными интересами, нежели интересами общегосударственными. Но африканцы начали 1же сознавать свое единство...