Вокруг света 1972-02, страница 38

.Авторитет Годфруа Мунонго, чеповека непосредственно причастного к убийству Лумумбы, оказался в Катанге неизмеримо выше^ чем весьма эфемерное тогда национальное единство, чем авторитет первого премьер-министра страны. Одной из главных причин катангской трагедии было то обстоятельство, что Мунонго — прямой потомок короля М'Зири. Будь он просто политическим деятелем, так сказать, без роду, без племени, многое было бы иначе * Конго.

А Калонжи? Альбер Калонжи, вождь касайских балуба, король «Горнорудного королевства Касаи»? Тоже один из тех, кто попытался в первые же дни существования Конго растащить страну по кускам, спекулируя на стремлении своих соплеменников к независимости...

Мы с торговым атташе ЧССР сидели у него дома на террасе, выходящей во двор, куда не доносился шум уличного движения. Кто-то в шлепанцах поднимался по цементным ступенькам. Мой хозяин прислушался: «Кажется, гости». На террасу вошел конголезец среднего роста в домашнем халате. Он держал в руке огромную коробку с тортом.

— Сосед, вы дома? — Человек застенчиво поправил на носу очки в золотой оправе и улыбнулся, показав испорченные зубы. — У меня переполнен холодильник. Можно, я к вам до завтра поставлю этот торт?.; Спасибо, вы меня выручили. Завтра праздную рождение дочери... Девятый ребенок. Милости прошу на торжество...

Это был Альбер Калонжи.

Ему предложили холодного пива, мы были представлены друг Другу, и через десять минут он слабым голосом, стараясь выражаться повйтиеватей, рассказывал о своей «исторической ошибке»:

— Мои действия в ту эпоху были интерпретированы тенденциозно, односторонне... Никто не знает истинного положения вещей в Африке... Да, я обладаю полной и безраздельной властью над миллионом балуба. Но я являюсь в то же время их рабом, рабом обычаев, традиций. Если бы вы знали, соблюдением скольких ритуальных условностей мне приходится за это расплачиваться... Вы, европейцы, не представляете себе, как сложны и утомительны ритуальные обряды, а Попробуй я им не подчиниться — от моей власти не останется и следа. Но, разумеется — я не стану от вас этого скрывать, — жизнью и смертью баЛуба распоряжаюсь я. Конечно, там есть представители правительства, мои подданные выполняют их распоряжения и так далее. Но когда раз в год я приезжаю к себе, достаточно одного моего слова, чтобы это повиновение перешло в бунт. На мне лежит огромная ответственность...

В самолете, который перевозил Лумумбу в Элиза-бетвиль, где его ждал палач, солдаты-балуба, солдаты Калонжи избивали Патриса до полусмерти, слепо выполняя приказ человека, распоряжающегося их жизнью и смертью. Таково было соотношение сил государственной и традиционной власти в ту пору. Сегодня положение вряд ли кардинально изменилось, но, наученные опытом, центральные власти отлично понимают опасность калонжи, мунонго и других для целостности государства... Поэтому угрюмый Мунонго по «рекомендации» правительства живет сейчас в Киншасе, изредка появляясь на приемах, где его почтительно величают «господин министр», Калонжи тоже было рекомендовано проживать в столице, подальше от своих подданных, хотя балуба до сих пор содержат своего вождя...

И все-таки в Африке уже сейчас можно назвать

фактор, который, видимо, в конечном итоге явится фундаментом национального самосознания, сцементирует людей в нацию. Это разбуженное чувство собственного достоинства, которое одинаково во всех уголках страны. Это стремление как можно полнее и быстрее выразить его, продемонстрировать обретенное достоинство, вызвать уважение к себе.

Вспомните: совсем недавно, каких-нибудь десять-пятнадцать лет назад, Африка была, по сути дела, огромным гетто, изолированным от внешнего мира. Независимость не только открыла африканцам этот мир, но и уравняла их в правах с гражданами других государств, в том числе и бывших метрополий. Чувство личной свободы, личного достоинства у каждого африканца связывается с независимостью всего государства, и он отчетливо ощущает прямую связь этих двух понятий.

Африканцы особенно гордятся тем, что создано ими самими за годы независимости. Гражданин Заира, например, ценит скромную обувную фабри-чонку, построенную два-три года назад, не меньше, чем те же несметные богатства недр Катанги, — он не может забыть, что совсем недавно колонизаторы считали его всего лишь одушевленным придатком к этим полезным ископаемым.

Унижения прошлых лет, унижения колониализма были столь велики, что теперь африканцы стремятся избавиться даже от воспоминаний о них. Недавно переименовали Демократическую Республику Конго в Республику Заир. Слово «Конго» было подвергнуто, как выразился министр информации этой страны, «политическому анализу» и вычеркнуто из словаря как наследие колониализма. Правда, слово «Заир», если придерживаться исторической истины, тоже колониального происхождения. Это исковерканное португальцами еще в XV веке слово «Нзади», которым жители низовьев реки Конго называли эту реку. Но дело в том, что это воспоминание не является унизительным для конголезца. Тогда португальцам противостояло могучее королевство Конго, которое все чаще и чаще приводится как пример для нынешних времен.

Сегодня в Африке пытаются создать нацию «сверху», не дожидаясь возникновения объективных условий. Другого пути нет, иначе можно попасть в заколдованный круг. Чтобы сделать резкий скачок в экономике, покончить с нищетой, голодом, африканским странам необходимы огромные усилия. Это возможно только при общенациональном напряжении сил и таком сплочении людей, которые просто нереальны без наличия нации. В этих попытках ускорить ход объективных событий нет ничего от суетного тщеславия. Это необходимость. Поэтому-то в Африке сегодня заняты поисками любых стимулов, способных помочь единению людей. Для представителей различных народностей по-своему важны даже символы, олицетворяющие государство.

Армия, когда-то соперничавшая с катангской жандармерией еще и потому, что они говорили на разных языках — лингала и кисуахили, является сейчас одним из таких символов. Она стала одноязычной, катангская жандармерия упразднена, а катанг-цы, набираемые в армию, не чувствуют себя ущемленными, поскольку запрещение в ней кисуахили компенсируется теми привилегиями и уважением, которыми пользуется армия, и той атмосферой почитания, которую создает вокруг нее официальная пропаганда.

...Ночью на лесной дороге где-то к востоку от

36