БОСМОВ 1Ш!Ш

Ю. ШКОЛЕНКО, научный сотрудник АН СССР

О ЧЕМ НАПОМИНАЕТ МОНГОЛЬФЬЕР?

--ч о самым скромным подсчетам, начиная с за-

1 I пуска первого спутника и полета Юрия Га-1 I 1 гарина сфера деятельности человека расширилась в миллионы раз — от нижних слоев атмосферы до Венеры и Марса. Никогда прежде горизонты не раздвигались столь молниеносно. Никогда прежде они не отходили так далеко. Столь фантастическое, взрывоподобное расширение сферы человеческой деятельности вроде Оы даже не с чем сравнивать.

Тем не менее, выступая в 1971 году на Международном конгрессе по истории науки, польский ученый Б. Орловский провел интересную параллель между общественным откликом на успехи в космосе и откликом... на первые полеты воздушных шаров! Оказалось, что многие наши мнения, оценки и чувства, которые представляются нам совершенно новыми, имеют аналогии в прошлом. Там и здесь прорыв человека в неведомое вызвал общий интерес и горячую увлеченность; в общественном сознании поднялся престиж науки и техники; возросло чувство наднациональной общности; возник живой отклик в средствах массовых коммуникаций, литературе и искусстве; усилился интерес к будущему.

Конечно, нам, современникам Юрия Гагарина и Нейла Армстронга, трудно почувствовать важность события, изображенного на старинной гравюре* где огромный бумажный монгольфьер, по-театральному украшенный вензелями и кистями, благодаря силе нагретого костром воздуха впервые поднимает людей в небо. Однако для своего времени то был выдающийся «прыжок в неизвестность», сравнимый по значению и отклику с полетом Юрия Гагарина, ибо тогда впервые в истории осуществилась древняя мечта человека о полете!

Есть одна глубинная особенность, которая роднит воздухоплавание XVIII века и космонавтику XX века: оба исторических периода были отмечены такими сдвигами в науке и технике, которые серьезно повлияли на будущее. Возьмем только два примера: изобретение паровой машины и открытие кибернетических «мыслительных» возможностей электронной техники. То и другое, имея колоссальное значение

для прогресса, оказалось вместе с тем совершенно новой сферой деятельности, о которой прежде никто, в общем, не имел представления. Случайность? Вряд ли.

Парадоксально, что сам отрыв от Земли, будь то на воздушных шарах или космических ракетах, был куда более «ожидаемой неожиданностью», чем паровая машина или кибернетический мозг. Задачу полета человек поставил перед собой давно: вспомним, что Икар «поднялся» к Солнцу за тысячелетия до наших дней, а Сирано де Бержерак и Свифт писали о парящих в воздухе островах и лунных государствах задолго до монгольфьеров.

«Инкубационный период» идеи был долог, колоссальная сложность полета долго не осознавалась человеком, который сначала хотел соорудить крылья, копирующие птичьи, и так решить проблему. Воздухоплавание XVIII века, несмотря на кажущуюся простоту идеи шара с нагретым воздухом, явилось синтезом предыдущих достижений науки и техники, плодом длительных поисков мысли, которая не раз заходила в тупик. Но едва возник монгольфьер, будто прорвало плотину! Буквально через десять дней после полета шара с дымом в том же Париже на высоту около 3,5 километра с людьми на борту поднялся шар, наполненный водородом. Еще через два года был совершен перелет через Ла-Манш. Спустя столетие шары проложили в небо дорогу крыльям: появилась авиация.

Как мы знаем, много похожего наблюдалось и в первые годы освоения космоса: от первого спутника до многотонных автоматов, от одного витка Гагарина до многодневных и сложных работ космических экипажей прошел совершенно ничтожный срок времени. (Кстати, средняя частота запусков сейчас — раз в сутки...)

Да, параллель между космическими полетами и первыми шагами воздухоплавания вещь ненадуманная. Давно уже осознана и другая параллель — параллель между выходом человека в космос и великими географическими открытиями, которые имели громадные экономические, социальные и культурные последствия для всего человечества (с ними мы сталкиваемся и по сей день). Они отмели многие фанта