Вокруг света 1972-05, страница 78— К черту. Ни на какое заседание я не пойду, — отрезал Рональд, дивясь себе. — И все-таки вам следует на нем присутствовать, — настаивала Дженнифер. — Ведь оно состоится на Даунинг-стрит 1. Рональд окончательно утратил те качества, которыми раньше обладал в избытке, — патриотизм, преданность, верность. И только честолюбие, пустое честолюбие заставило его в конце концов принять приглашение на дом к главе государства. — Ладно, — согласился он угрюмо. — Приду. — Невероятно! — в восхищении воскликнул премьер-министр. — Поверьте, Бейтс, вы заслужили благодарность нации. Рональд зажег сигарету. — Но как вы снесли такие мучения и пытки? Рональд не стал им рассказывать о том, что он читал про себя «Грантчестер». Он вообще за все заседание не произнес ни слова. Все присутствующие — министры, «безликие», множество неизвестных Рональду высокопоставленных лиц — восхищались его храбростью, умом, несокрушимым чувством долга. Но Рональд мрачно молчал. — К счастью, все закончилось благополучно, — продолжал премьер-министр. — Удачно и то, что не будет процесса над Лавлейсом — это бы плохо отразилось на национальном престиже. — И все-таки бригадир Радкинс поступил неэтично, застрелив Лавлейса, — заявил лидер оппозиции: он вспомнил, что еще ни разу в этот вечер не выступил с критикой. — Мерзавец пытался бежать, — соврал бригадир, даже не покраснев. — Не будем ссориться, — вмешался министр обороны. — Мы должны на коленях благодарить Бейтса — ведь он разоблачил змею, которую мы согрели у себя на груди. — Внимание, внимание!2 — с энтузиазмом завопили адмиралы, генералы, министры, главы департаментов. Министр иностранных дел поднялся со своего места и повел хоровод, затянув: «Ведь он чудесный парень...» Исполнилась заветная мечта Рональда — его провозгласили национальным героем, но Рональд при этом не испытал г.ичего, кроме глубокого отвращения. Покраснев от ярости, он вскочил. — Заткнитесь! — шепеляво крикнул он (на месте передних зубов у него зияла дыра). «И это знают все... И это знают...» 3 Пенье смолкло, и правители Британии недоуменно уставились на молодого человека. Гнев рвался у Рональда из самой глубины души. Он отчаянно искал нужные слова, такие, что смогут предельно ясно выразить его бесконечное презрение к этим людям. Но нужные слова потонули в волне негодования, охватившей все его существо. И он выбежал вон из высокого, обитого шелком зала и с силой захлопнул за собой дубовую дверь. В зале наступила неловкая тишина. Потом министр внутренних дел заметил: — Проклятье. Бейтс пришелся бы сейчас весьма кстати, его пример помог бы нам поднять моральное состояние службы внутренней безопасности. Последнее время там в этом отношении неблагополучно. 'Даунинг-стрит, 10 — резиденция британского премьер-министра. 2 Возглас, которым в британском парламенте отмечают заслуживающие интереса высказывания. 3 Традиционная английская песня, которую поют, чествуя кого-нибудь. — Тогда, — предложил «Q», — надо найти кого-нибудь еще. Введем в рассказ нового героя. — А представьте себе на минуту, что эта дубина Солт вернулся бы в Лондон раньше Бейтса? И помчался докладывать Лавлейсу то, что выведал у Бейтса в Афинах? Правда, Бейтс в разговоре с Солтом умышленно исказил истину, обвинив во всем меня. Но все равно Лавлейс был бы предупрежден — и чем бы это могло кончиться? Присутствующие взволнованно загудели: — Мы бы, наверное, так никогда и не узнали... — Лавлейсу все сошло бы с рук. — Он остался бы среди нас... — Предатель во главе службы безопасности... — Нам чертовски повезло... — Кстати, а кто именно помешал Солту вернуться в Лондон?.. — Понятия не имею... — А это не Джонс, или как его там? Который... — Конечно же! Хаббард-Джонс. Он давно подозревав Солта. — Правильно, он тогда устроил налет. — Хаббард-Джонс! Хаббард-Джонс! Скоро все вокруг твердили эту фамилию, словно спасительное волшебное слово. Заседание подошло к концу. — Жаль, что этот паренек нас подвел, — посетовал министр обороны, — Он мог бы нам сослужить неплохую службу. Присутствующие единодушно согласились. — Никуда не денется, — сказал бригадир. — Я эту породу знаю. Вернется как миленький. Что в старину говорили иезуиты? Дайте мне агента, когда ему двадцать, — и он мой навсегда. И вот Рональд ковыляет вверх по лестнице. Он на Кенгуру-Вэлли, у себя дома — здесь, в убогой комнатенке, его единственное прибежище. Заседание на Даунинг-стрит, однако, не идет у него из головы. Зачем бригадиру понадобилось делать из Рональда героя? Приписывать ему все заслуги — будто он один разгадал тайну «Девяти муз», будто он бесстрашно, рискуя жизнью, вынудил Лавлейса сознаться в своих преступлениях? Зачем? Зачем? Старый негодяй, безусловно, замешан в этом деле. Быть может, соображал Рональд, Радкинс действовал из патриотических побуждений (хотя его патриотизм и оборачивался всем во вред), надеясь пустить свою долю доходов на расширение организации контрразведчиков-любителей? А Лавлейс искал только личной выгоды... Мысли у Рональда путались от боли и усталости. И вообще, какое ему до всего этого дело? Он закрыл за собой дверь, опустился в единственное свое неудобное кресло и горестно вздохнул. Послышался шорох. Рональд поднял взгляд и увидел белокурую голову и синие глаза, любовно смотревшие на него. — Привет, Скромница, то есть Киска, — сказал он. Его теперь уже ничто не удивляло. — Зовите меня Джина, — попросила девушка. — О мистер Бейтс, Рональд... Ронни! Я люблю вас! — И она разразилась слезами, а вслед за нею и Рональд. — Что с тобой сделали! — плакала Джина, гладя его изуродованное лицо. — Да, мне пришлось тяжко, — признался Рональд. Крепко обняв его, она попросила: — Давай уедем. Развяжись с этими подлецами. Обещай мне. — Обещаю, — поклялся Рональд. — Не беспокойся. Я к ним ни за что не вернусь! Никогда. — Послушай, любимый, умерла моя тетя и оста 76 |