Вокруг света 1973-02, страница 8

Одним словом, надо было торопить с разгрузкой суда, стоящие у Певека, иначе они могли остаться в плену у этих тяжелых льдов-

Валентин Иванович не сразу, а постепенно подходит к воспоминаниям об Иване Черевичном. Перебирает в памяти встречи, события, эпизоды, связанные со своим другом, и думает, с чего начать.

— Мы познакомились с Иваном в 1938 году, но я начну с того, что волей или неволей подготовило нашу встречу. Мне, вообще-то, везло на неожиданности, случайности, которые поворачивали мою судьбу на 180 градусов. Я жил в Ленинграде, и однажды раздался звонок из Москвы: «С вами говорит Водопьянов. Я приглашаю вас в полет на Землю Франца-Иосифа и дальше к высоким широтам, в разведку, для организации дальнейших полетов на Северный полюс». Я решил, что меня разыгрывает кто-то из друзей, и бросил трубку. Но через некоторое время снова раздался звонок: «Почему вы бросили трубку? Говорит Водопьянов...» Я настолько растерялся, что неожиданно для себя ответил: «Я вас не знаю... И потом почему вы приглашаете именно меня, когда кругом столько асов?» А в то время действительно были такие мастера, как Спирин, Данилин, Бряндинский. «Вы знаете астрономию, — ответил голос из трубки. — Беретесь астрономическим путем вести самолет?» Дело в том, что в высоких широтах не работают магнитные курсовые приборы. Тогда в Арктике летали дедовскими способами — под облаками по земным ориентирам. Я часто ребятам говорил и доказывал, что надо летать над погодой, а за ориентир брать днем — солнце, а ночью — звезды. И вот, очевидно, о моих рассуждениях летчики рассказали Водопьянову. К тому времени у меня было налетано всего около ста часов. Сейчас с таким налетом летчика не выпустят даже на трассу Москва — Ленинград... А астрономию я действительно знал. На следующий день я «Стрелой» выехал в Москву. Воздушного сообщения тогда не было. Еду, и мне все кажется, что это розыгрыш. В управлении воздушной службы на площади Революции меня встретил человек большого роста, с открытым лицом и громким голосом: «Вот ты какой комсомолец!..» В высокие широты мы полетели на одномоторном Р-5 (потом он стал П-5, Поликар-пов-5). Это был самолет открыто

го типа: впереди — летчик, сзади — штурман. Но Водопьянов переконструировал этот самолет в закрытый «лимузин» и за счет утолщения нижних плоскостей добавил бензобаки, что в два раза увеличило дальность полета. Таким самолетам не разрешают летать над водными просторами с 1940 года. А тогда мы пересекли Баренцево и Карское моря и ушли в океан до 83-го градуса северной широты, не долетев до полюса 770 километров. Целью нашего полета было установить возможность посадки на дрейфующие льды тяжелых самолетов и определить методы самолетовождения. Эту задачу мы выполнили. Шел 1936 год. А в следующем году мы уже летели на четырехмоторном самолете для высадки группы Папанина на Северном полюсе. Полеты с Водопьяновым были для меня короткой и прекрасной вспышкой, но я готовил себя к профессии гидрографа и потому, несмотря на эти полеты, приведшие меня позже к ледовой разведке, не оставлял службу в Ленинграде в Гидрографическом управлении морского флота. Там я работал штурманом-аэролоциником, то есть обеспечивал безопасность полетов в Арктике.

— Что же тянуло вас назад, в свое Гидрографическое управление?

— Откровенно говоря, у нас с Водопьяновым возникли разногласия. Все началось с того, что в полетах его все-таки тянуло ближе к земле, а меня в небо. Я доказывал, что можно врезаться в скалу или в айсберг и что надо менять методику полетов. Конечно, я переживал: Водопьянов был и хорошим человеком, и отличным летчиком. Он землю называл «матушкой», а я говорил, что земля гибельна для летчиков. И действительно, в те годы все катастрофы случались от встречи с землей в плохую погоду...

Вернувшись с острова Рудольфа, где была наша база, обеспечивающая дрейф Папанина, я пришел в управление, чтобы проститься. И вдруг ко мне подходит стройный, спортивного вида человек со смеющимися шоколадными глазами. Обычно первые встречи память сохраняет со всеми подробностями и человек подмечает и запоминает едва уловимые движения души, но потом, когда знакомство состоялось, пристальное и подсознательное внимание к новому знакомому ослабевает... Спортивного вида человек спросил: «Это ты штурман Аккура-

тов? Хочешь работать в ледовой разведке? У меня нет штурмана». Я ответил, что работаю в другом управлении. «Это не твоя забота. Сейчас надо ехать в Севастополь. Там примем американскую летающую лодку «Консолидейтед» и оттуда сразу же уйдем в Джар-джан, в устье Лены. А потом начнем летать туда, куда Макар телят не гонял». Он тут же, в коридоре, достал из кармана бархатку и начал до блеска надраивать свои ботинки. «Внешняя чистота — основа внутреннего порядка», — обронил он. Так состоялась моя первая встреча с Иваном Черевичным.

— До этой встречи вы слышали о нем?

— Слышал, конечно, встречал о нем статьи в газетах, журналах, но ни разу не видел его портрета. О нем говорили, что летчик он выдающийся, но слишком любит рисковать. Однако, когда сразу же после знакомства мы заговорили о деле, Черевич-ный сказал: «Мой риск математически продуман. Я беру от техники все, что она способна дать!»

— Валентин Иванович, мне в конце шестидесятых годов приходилось часто бывать в Арктике, и я знал, что Черевичный где-то рядом. То на красном самолете ледовой разведки он пролетал над нашим судном и бросал на палубу вымпел с ледовой картой, то я слышал его голос в диспетчерской Тикси, но ни разу не видел его... Расскажите, пожалуйста, о каком-нибудь эпизоде, связанном с Черевичным, где он проявил себя как летчик и как человек.

— Первые месяцы войны, самые тяжелые... Мы с Иваном только вернулись из ледовой разведки. Точнее, мы одновременно выполняли несколько заданий: искали подводные лодки, барражировали над нашими судами — сюда входила и ледовая разведка, — одним словом, несли патрульную службу в Баренцевом море вдоль западных берегов Новой Земли. Только вернулись в Москву — вызывают в Генштаб, в Ставку Верховного Командования. Мы не подозревали, что там соберется весь цвет авиации. Пришли в чем были, в штатских костюмах, а вокруг генералы, адмиралы, все при регалиях... Я сейчас не помню, кто-то из правительственной комиссии спросил присутствующих: «Сколько нужно дней для подготовки полета в США?» (Надо было доставить специальную комиссию для отбора военной техники по лендлизу.) Мнения многих сошлись на двухнедельном сроке.

6