Вокруг света 1973-04, страница 56

нервы, но не очень опасное приключение, о котором приятно будет рассказывать в Варшаве...

...Вновь разбудил меня крик, грохот, треск крушащихся стен. Я увидел, что все вокруг меня валится, рванулся из комнаты, спотыкаясь в темноте коридора, толкая каких-то людей, бегущих прочь из здания. Не знаю уж, как я очутился на улице, в толпе кричащих, перепуганных, суетящихся людей. Рушились стены, но этот грохот не мог заглушить доносившихся отовсюду воплей. В первый раз в жизни услышал я, как кричат от ужаса.

А потом вопли оборвались, ибо земля перестала трястись. Я стал соображать, где я и что со мной; в руках я держал рубашку, пиджак и брюки. Очевидно, я схватил их автоматически со стула, стоявшего у кровати. Я оделся.

Стоя в толпе посреди мостовой, я озирался по сторонам. Два д :ма были разрушены, как от прямого попадания бомбы. Несколько других были сильно покорежены. Стены нашей гостиницы — лопнувшие и наклонившиеся — все же держались.

В наступившей тишине слышен стал новый крик, он доносился из-под рухнувших стен. Вместе с другими \ я кинулся разгребать развалины. Через какую-то минуту мы откопали первых двух людей. То были мужчина и женщина; она — без единой царапины, он — с пораненной ногой.

Следующие толчки рванули город, когда стало уже светло. Впоследствии я узнал, что сейсмографы отметили четыре смертельных удара. Но я не могу сказать точно, в котором часу это было, потому что мои часы остались в номере. Вместе с другими я разгребал груды кирпичей, двигаясь словно в забытьи; наверное, мы все трудились не покладая рук не только для того, чтобы помочь засыпанным, но и потому, что сознавали: единственным способом убить страх была тяжелая работа, отвлекающая от всего. И прежде всего от мыслей о том, что может случиться в следующий момент...

Было девять часов, когда стоны и призывы о помощи прекратились. Мы прервали работу. Я знаю точно, что было девять, ибо по полуразвалившейся лестнице смог подняться к себе в номер. Из окон вылетели рамы, на полу валялась пара кирпичей, а рядом мои часы. Они, даже шли! Все остальное было почти в порядке. Я собрал вещи, снес вниз чемодан, и хозяин гостиницы

спрятал его в единственную уцелевшую комнату.

Надо было посмотреть, что с городом. После увиденного на нашей улочке я был уверен, что в центре города не сохранилось ни дома. И то, что ожидало меня в центре, подтвердило мои худшие ожидания. (Потом, уже в газетах, я прочитал, что десять процентов зданий в городе выстояли, но своими глазами я их не заметил.)

...Я не знаю, что за человек лег в кровать моего бывшего номера в «Лас Брисас». Знаю только, что в «Лас Брисас» погибли все. Лишь портье удалось выскочить из рушащегося здания на улицу, и здесь его настиг обломок стены.

Пласа-дела-Република, главная площадь Манагуа, пылает. Из пустых окон домов на соседних улицах свисают ленты серпантина, гирлянды лампочек — город готовился к рождеству, и все эти хрупкие и пестрые украшения выглядят сейчас жалкими и неуместными. Электричества нет. В уличных колонках — ни капли воды. Откуда-то появилось множество тележек, влекомых ослами, — окрестные индейцы привезли в бочках воду. Но ее не хватает, надо было бы в сто, в тысячу раз больше воды. По улицам кружат военные грузовики. На перекрестках — солдаты, вооруженные карабинами. «Это еще зачем?» — думаю я. И тут же получаю ответ. По радио. Радиостанция работает, очевидно, у нее автономное электропитание. В городе объявлено военное положение. Голос диктора доносится из транзисторного приемника. Дорогой японский транзистор держит в руках парнишка лет четырнадцати, одетый в побелевшую рубашку цвета хаки и короткие штанишки, состоящие на первый гзгляд из одних заплат. Диктор продолжает читать сообщение. Генерал Анастасио Сомоса (бывший президент, а ныне главнокомандующий Национальной гвардией, «сильный человек» Никарагуа) распорядился расстреливать на месте каждого, кто будет застигнут при грабеже магазинов. Каждую минуту смерть может настичь и того, кто отдал приказ, и того, кто будет расстреливать, и того, кто грабит магазины. Но что делать: порядок есть порядок. Какой-то мужчина везет на тачке сияющую никелем новенькую стиральную машину. Я смотрю в ту сторону, откуда он идет, и вижу толпу, бушую-щую у разбитой витрины магази

на электротоваров. Так вот откуда у мальчишки приемник!

Чем солиднее дом, тем тяжелее разрушения. Толстые, менее эластичные стены не смогли противостоять толчкам. Часть президентского дворца съехала в озеро. Некоторые улицы оказались ниже уровня озера, его воды вторглись в развалины и затопили их. Все правительственные здания превратились в груды обломков. Перед префектурой полиции сложены на тротуаре трупы. Впрочем, сегодня на трупы в Манагуа никто не обращает внимания. Военные грузовики перевозят тела за город, где выкопаны огромные рвы.

Взлохмаченная старуха с воздетыми к небу * руками пробегает мимо меня, истошно вопя: «Конец света! Конец света! Спасайтесь!» И бесформенная толпа людей, снующих там и сям или безвольно сидящих на тротуаре, вдруг устремляется за ней. Куда? Зачем?

Хозяин гостиницы договорился с таксистом отвезти нескольких иностранцев, в том числе и меня, на аэродром. Мне представляется сомнительным, чтобы работал аэропорт Лас Мерседес, но все же я втискиваюсь со своим чемоданом в набитую машину. Меньше всего отразилось землетрясение на транспорте. Машины лазируют между развалинами, тщательно объезжая — на всякий случай — патрули. Мы едем медленно, среди руин и горящих зданий, выезжаем на шоссе, ведущее к аэропорту. Перед нами затор — огромный грузовик застрял поперек дороги. Оба его передние колеса буквально размозжены. Оказывается, на пути к аэропорту грузовик въехал в расщелину и прочно застрял. Шофер выпрыгнул из кабины, чтобы посмотреть, в чем тут дело, но тут снова тряхнуло, и широкая — в метр — расщелина сжалась до двадцати сантиметров. Колеса спрессовало лучше, чем паровым молотом.

Впрочем, ехать дальше не имеет смысла: солдаты не пропускают машины к аэропорту. Аэродром почти в порядке, но он занят: принимает самолеты с медикаментами и продовольствием. И через какой-то час мой чемодан опять оказывается в единственной уцелевшей комнате гостиницы.

Вечером мы слушаем с хозяином радио. Новое распоряжение: всем жителям покинуть город. В Манагуа останутся только десять тысяч человек — члены спасательных команд.

54