Вокруг света 1973-04, страница 68

Он кликнул Андрея и вместе с ним попытался как можно точнее все обдумать.

Все время до этого они шли ориентировочно на юг, параллельно фронту надвигающегося, но все еще далекого рассвета. Теперь машина поворачивала на девяносто градусов . на восток, навстречу свету; Андрей вновь изучал Бродкина, считал запасы топлива. И наконец доложил: «Можно успеть...»

Те пять часов, что они шли на восток, Денежкин помнил смутно: анекдоты бортмеханика, возня Степы... Температура головок цилиндров стабилизировалась, и о судьбе двигателей можно было пока не беспокоиться. Работы для экипажа, исключая командира и второго пилота, почти не было. А без работы, без ежеминутной целенаправленной деятельности они походили на обычных пассажиров, погруженных в ожидание.

Командир чувствовал, как неестественное спокойствие овладевает его товарищами, грозя перейти в апатию.

Время от времени Денежкин приникал к стеклу, оглядывая забортные пространства.

В одно из таких наблюдений он заметил внизу промоину в тучах. Она была километра три-пять в длину и перемещалась тоже на восток. Денежкин взглянул на часы: прошло два часа, как они повернули навстречу рассвету. Оставалось ждать еще часа три. А что, если больше не встретится прогалины в облачности? Кончится горючее — и конец... Он до сих пор не представлял, как можно посадить нынешнюю машину, посадить в облачности, ползущей по земле. «Окно» давало шанс, ничтожный, но все же шанс. Пренебречь им было бы глупо.

— «Окно» под нами, — сказал командир громко. Никто не откликнулся, но он знал, что слушают его внимательно, как никогда. — Движется на восток. Будем ходить рядом. На рассвете — посадка...

Когда Денежкин вновь выглянул наружу, «окна» внизу уже не было. Облачность двигалась примерно тем же курсом, что и машина, только с меньшей скоростью, и промоина осталась где-то позади. Командир, торопясь, круто разворачивал самолет.

Он отыскал «окно» и уже больше не рисковал уходить далеко. Три часа ИЛ крутился подле темного пятна, сновал туда и сюда, и однажды Геннадий увидел, что границы промоины стали будто стираться — «окно» затягивалось!..

Командир в изнеможении откинулся в кресле, закрыл глаза. Ему вдруг сразу все надоело. Надоело переживать всю безысходность этого нескладного полета. Надоело караулить проклятое «окно». Надоело глядеть на часы и прикидывать, когда в моторах сгорит последний килограмм топлива. И он с некоторым злорадством заглянул напоследок в щель, ожидая увидеть — как же иначе! — непроницаемую пелену, сомкнувшуюся внизу.

«Окно» было поблизости. Оно продолжало смыкаться, но не так быстро, как показалось сначала. И вдруг что-то промелькнуло в нем, промелькнуло и исчезло. Денежкин в удивлении повернулся ко второму пилоту и... увидел его неясный профиль на чуть сереющем стекле. Рассветало! В разрыве туч угадывались пролетавшие далеко внизу отдельные деревья, сопки, снежники.

«Окно» становилось все ^же и уже, и хотя до настоящего рассвета было еще далеко, Денежкин прицелился и осторожно, по спирали повел машину вниз.

Они выскочили под облачность над руслом замерзшего ручья, заваленного сугробами. Огляделись. По долине тянулась цепочка рыжеватых пихт. Командир на глаз быстро определил — деревья метров по пять-шесть... Масштаб был ему необходим, чтобы пусть приблизительно, но знать свою высоту. На высотомере — 220 метров, но это от лукавого, над уровнем моря. Где оно, это море...

Пихты успокаивали — высоты для маневров как будто хватало. Смущали только недалекие сопки: небольшие на вид, они прятали свои вершины в тучах, рваные космы ползли по склонам.

Подходящей площадки окрест не было. Командир повел машину над ручьем, боясь оторвать взгляд от спасительных пихт: в окружении бестеневой, опасной белизны снегов ничего не стоило ошибиться с высотой и разбить машину.

Через четверть часа впереди показалось озеро. Прошли над ним туда и назад. Штурман дважды замерил длину — примерно пять километров! Целых пять километров отличной площадки! Садись хоть вдоль, хоть поперек. Это было несказанное везение.

Командир в пятый раз оглядывал лед...

Определить качество льда с воздуха — целая наука, и он обучался этому долго и внимательно. Сначала летал вторым пилотом со знаменитым полярным летчиком

Виктором Михайловичем Перовым, работал в экипаже Ивана Ивановича Черевимного. Обслуживал несколько станций СП, вместе с учеными летал на поиски хребта Ломоносова, устанавливал в Ледовитом океане автоматические метеостанции, определял границы и сроки замерзания сибирских рек. Он научился с воздуха быстро и безошибочно определять возраст льда, его толщину и крепость. По цвету, по снежной сетке, оставленной на поверхности меняющимися ветрами, по разломам и трещинам. При солнце мог ошибиться в определении толщины ледяного покрова на пять-десять сантиметров, не больше. Но все это с морским

ЛвДОМ.

Озерный лед, конечно, пона-дежнее. Здесь нет торошения и не поджидают, как на море, среди крепчайших паковых льдов предательские гладкие разводья, кое-как прихваченные морозцем. Зато сейчас не было солнца, и оттого Денежкин почти не различал структуру снежной сетки. Он не знал глубины озера, от которой впрямую зависела толщина льда. И, наконец, кто мог поручиться, что при посадке их не встретят родниковые промоины?

Пихты проносились внизу, как верстовые столбы, успокаивали: высота нормальная. Но стоило чуть задрать нос машины, и ИЛ тут же нырял в облака, а при развороте, казалось: вот-вот чиркнет крылом о снег. «Что-то с высотой неладное творится», — не понимал Денежкин, заходя на посадку.

Он решил все же, в нарушение инструкции (семь бед — один ответ!), сажать самолет на шасси, а не на живот — и машина будет цела, и меньше шансов пробить лед. По его расчетам, льда было сантиметров шестьде-сят-семьдесят, для ИЛа достаточно.

Кромка стекла теперь была слишком ненадежна для обзора, и командир, распахнув боковую плексигласовую форточку, высунул наружу голову. Встречный поток задувал ресницы, выдавливал слезы. Геннадий пожалел, что на такой случай не держал очков. Он глядел вприщур вперед, куда целил сейчас округлый нос его ИЛа.

Метель и сильный ветер могли помешать, но машина приземлилась мягко и точно, и пассажиры все еще спали, когда командир подрулил к пологому берегу. Не сбрасывая газ, он слушал, не трещит ли лед, готовясь в случае опасности убрать мгновенно шас

66