Вокруг света 1973-05, страница 10

Этот район Африки во многих отношениях представлял собой загадку. По соседству здесь высятся два действующих вулкана — Нирагонго и Ньямлаги-ра. Было замечено, что они начинают извержение по очереди. Питаются ли они из единого источника? Существует ли подземный канал между двумя конусами? На все эти вопросы могла дать ответ только экспеди-ция.

В Бельгийском Конго вулканы находились на территории заповедника. Создают заповедники для работы, которую ведут квалифицированные специалисты. Если ворота заповедника закрыть наглухо, для чего вообще их создавать?

Именно это, к сожалению, произошло в Конго. Колониальный чиновник, поставленный во главе ведомства национальных парков, решил, что заповедники — его собственность. Никакой работы не велось. Не дай бог, если ботаники срывали листик с дерева, а минералоги поднимали камушек!

Неудивительно, что до 1948 года ни один человек вообще не знал, что вулкан Нирагонго — уникальное явление природы. Когда же об этом прослышала администрация, случилось то, что должно было случиться, — она запретила кому бы то ни было подходить к кратеру, а экскурсии разрешались только в исключительных случаях и только в сопровождении «официальных лиц».

Что оставалось делать? Не отказываться же, в самом деле, от Нирагонго из-за чиновней глупости!

Я решил отправиться «контрабандой»: без разрешения. Сама по себе проблема выглядела несложно. Я боялся только, что вряд ли кто-нибудь решится составить мне компанию. К величайшему удивлению, добровольцы сыскались сразу — мой старый друг альпинист Луи Тормоз и его невеста Брижита, работавшая на биостанции. Африканцы-ватусси охотно вызвались пойти носильщиками: им не терпелось взглянуть на землю предков, куда распоряжением того же директора им был строжайше запрещен вход. Нашей стартовой площадкой был городок Гома на берегу озера Киву. Из окна дома, где я жил, был ясно виден величественный конус Нирагонго, вознесшийся на три с половиной тысячи метров; казалось, он совсем близко, рукой подать...

Накануне решающего дня мы говорили о вулкане со старым вождем Камузинзи.

Старик сидел у самого озера, попыхивая крохотной носогрейкой. Возраст африканцев определить трудно, поскольку кожа на лице очень рано собирается в морщины, но жесткая шевелюра вождя была совершенно седой. Он сидел на корточках, неотрывно глядя в пространство; вождь был погружен в думу. Позади сидели двое юношей, которые также молча курили свои трубки. Озеро казалось безбрежным — сезон дождей кончился, и испарина смазала горизонт. Противоположного берега не было. Только вода и небо.

— Расскажи нам о вулканах, Камузинзи, — попросила Брижита.

Вождь медленно вытащил изо рта трубку и обронил:

— Огненные горы ждут нас.

Он говорил на смеси кисуахили с киньяруанда, Брижита переводила:

— Белые люди запрещают нам ходить туда. Но после смерти мы все равно попадем в вулкан.

— После смерти?

— Хо-о-о-о... Все черные люди уходят туда после смерти. Баньяруанда и ватусси — в Нирагонго, а баунде и бахаву — в Ньямлагира.

— А что делают мертвые в вулканах, Камузинзи?

— Они живут там.

— И работают тоже?

— Нет. Они больше не ходят в поле, не ловят рыбу, не охотятся.

— А что они едят?

— Хо-о-о-о... Что ест твоя тень сейчас?

— Откуда огонь в вулкане, Камузинзи?

— Огонь? Это кимвали, духи. Когда они сердятся, то раздувают пламя, огонь выходит наружу, и его дыхание опаляет траву, деревья, камни... Когда на земле умирает вождь, из горы обязательно выходит огонь. Когда я умру, будет очень большой огонь. Потому что я очень старый вождь.

— Сколько тебе лет, Камузинзи?

— Очень много... Никто не знает.

— Тебе, наверное, сто лет.

— Хо-о-о-о, — искренне обижается он. — Мне давно уже триста!

В общей сложности нас оказалось двадцать пять человек. Мы расселись в два грузовичка доисторического образца и без осложнений проехали пятьдесят километров, отделявших Гома от подножья Нирагонго.

Было темным-темно; я специально выбрал новолуние, чтобы уменьшить шансы быть замеченным. Разгрузка прошла в том темпе, в каком пассажиры покидают тонущий корабль. Затем наши друзья-шоферы уехали, условившись встречать нас каждый день в девять вечера, начиная с послезавтра.

Караван выступил в путь. Добираться до вершины Нирагонго придется слоновьей тропой: на дороге мы рисковали столкнуться с охранником, и на этом экспедиция закончилась бы.

Посвечивая осторожно фонариком, мы почти бежали, то и дело проваливаясь в рытвины — слоновья тропа никак не напоминает шоссе. К тому же до наступления зари нам надо успеть пройти саванну. Шум слева заставил нас разом остановиться. «Тем-бо» (слон), — шепнул проводник. Что ж, слоны сейчас лучше, чем охрана. Осторожно ступая, двинулись дальше.

Влага настолько пропитала мхи, что даже сейчас, в сухой сезон, почва хлюпала под ногами, мокрые лианы цеплялись за руки. От деревьев шел резкий запах камфары. Это был вереск, гигантский десятиметровый вереск, словно порожденный фантазией сказочника.

Вересковый лес тянется до трех тысяч двухсот метров; выше он уступает место не менее странной растительности — древовидным крестовникам и покрытым пушком гигантским лобелиям с торчащими, словно рождественские свечи, цветоносными стержнями. Еще выше только пучки травы цеплялись за сырые выемки в каменистой почве, а потом пошли голые камни.

Караван распался на несколько групп, мы шагаем по застывшей лаве. Входим в облако. Ватная тишина заволакивает мир, виден лишь размытый силуэт идущего впереди...

Так, продвигаясь почти вслепую, мы с удивлением обнаруживаем вдруг, что вышли на место; конус круто обрывается, исчезая в сероватом месиве.

На кромке верескового леса выставляем двух дозорных. При малейшем подозрении основная часть группы должна уйти вправо, а двое, свернув палатки, — спрятаться в кратере. Стены кратера круто уходили на восемьсот метров вниз, упираясь в кольцевой выступ. Еще ниже открывался ровный колодец, оттуда выходил сейчас султан ржавого дыма.

Один из носильщиков прошептал:

— Ты знаешь, зачем этот выступ? Его сделали дьяволы, кимвали, сделали для себя. Они здесь танцуют, когда никого нет.

Мы во все глаза уставились вниз, словно надеясь узреть отплясывающего демона. Я мог бы, конечно,

8