Вокруг света 1973-10, страница 11

ли за тринадцать часов! Зависит и от коллектива. Сказал бы один: «Я свое отработал» — суток двое простояли бы...»

Пока мы ходили по участку, остановился один из ГЭПов, там начался «съем». Мы поднялись. К промприбору подошла специальная машина — шлиховоз. Колода была вскрыта, посреди желоба стояли две женщины-съемщицы в брезентовых робах и резиновых сапогах. На ковриках желтело золото. Они стряхивали его в круглые высокие банки — контейнеры с надписью «ГЭП № такой-то». Тут же — в качестве «тяжелой фракции» — валялись гвозди, болты, железные костыли, вынесенные вместе с породой из шахты. Одна из съемщиц наклонилась и подобрала небольшой самородок. Я попросил посмотреть. Он лежал на моей ладони, мокрый, тускло-желтого цвета — воплощенный человеческий труд. Пробивались Северным морским путем пароходы, лопалась от мороза резина у шоферов на зимнике, торопились с жильем строители, вгрызались в мерзлоту шахтеры — ив результате этих и еще многих других соединенных усилий явился из недр на свет этот кусочек металла. Я бросил самородок в контейнер.

— Вон еще. И вон, — сказал я.

— Подберут, — ответил Артемчук. — Все подберут, до крупинки...

Мы возвращались в поселок. В машине под ногами лежал такой же коврик, как на колоде. Я вспомнил знаменитое пророчество насчет отхожего места из золота и представил, что время сбыться ему пришло, и стал решать — где. И вдруг очень ясно осознал, что на всех приисках отказались бы. Не из почтения к «ослепляющему» металлу, но из уважения к своему труду.

Пора было расставаться с Би-либиным, расставаться с Чукоткой. Всего о ней не расскажешь, и всю ее окончательно никогда не узнаешь, потому что постоянно будет появляться здесь что-то новое. Начал, например, строиться в Билибине новый квартал, по сути, целый поселок, так его и называют: поселок БАЭС. Решится, наконец, жилищная проблема, которая в поселке, как, впрочем, и по всему Северу, остается одной из самых насущных. Нехватка жилья объясняется не только тем, что строительство на Чукотке идет трудно и медленно, но и тем также, что, планируя город или поселок, проектные институ

ты и организации не учитывают перспектив его развития. Билибино, к примеру, замышлялось вначале как небольшой приисковый поселочек на две с половиной тысячи жителей. Сейчас в нем почти в пять раз больше. К горнякам прибавились энергетики, строители... Раньше это было вполне понятно, вполне объяснимо: торопились закрепиться, некогда, да и в диковинку было думать об удобствах, прежде о деле, даже бравировали этим — четыре стены, крыша, печка железная и минута ходьбы до буровой, до карьера, до причала... Так и Магадан встал у бухты Нагаева, а теперь выяснилось, что отодвинуться было ему всего на несколько километров дальше от моря, и вместо туманов постоянных было бы в нем солнце. И в Билибине поговаривают, что место неудачное, — надо было в Кепервееме строиться: там просторнее, там микроклимат лучше... О проблемах заселения человеком Севера и адаптации к нему в последнее время много говорят. Причем говорят очень серьезно — на основе многолетних наблюдений, детальных социологических исследований. Все это — добрый знак, все это свидетельствует о том, что в освоении Чукотки должна возобладать новая стратегия: не десантами, не рейдами, а продуманным наступлением по всему фронту, с учетом добытых в этих рейдах важных сведений о ресурсах края, о потребностях его жителей, о психологии северянина, демографических особенностях и т. д. Не так давно, например, утвержден проект Ана-дыря-2, при разработке которого авторы учли все эти факторы, так что этот город с полным правом можно назвать городом будущего.

Но пора все же прощаться с Чукоткой. Очень распространены на Севере две разновидности отъезда: человек собрался, торжественно распростился со всеми и... застрял из-за погоды недели на две. Положение его странно: он уже не у дел, вне жизни поселка, но и все еще тут. Он старается не попадаться на глаза друзьям, потому что их сочувственные лица еще более растравляют его. У него одно занятие: караулить самолет, вельбот, вездеход, трактор, нарту — любой транспорт, на котором можно уехать... Или: только что сели за прощальный стол, подняли бокалы, промолвили традиционное: «Ну, чтобы в море...» — как влетает кто-то с воплем «Самолет!», и больше никто ничего не успе

вает сказать, отъезжающий бежит, впрыгивает, садится, спохватывается, порывается назад, поздно — дверца захлопнута, «от винтов!». С дороги он, как правило, присылает какую-нибудь сумбурную телеграмму... И все-таки на Чукотке говорят: лучше уехать не простившись, чем, простившись, не уехать.

Однако как человек, имеющий некоторый опыт путешествий, а следовательно, приездов и отъездов, могу сказать, что лучше всего, если, воздав перед отъездом должное друзьям, ты сможешь еще какое-то время побыть один. Уйти за поселок, в лес, подняться на сопку, а если жил на побережье, то обязательно к морю. И постоять здесь, поразмыслить или просто посмотреть, зная наверное, что итог твоему путешествию придет незаметно для тебя, сам собой. Если наблюдать специально, увидишь бородатого летчика в меховой, несмотря на лето, куртке, вертолет рядом с оленьим стадом — словом то, что до тебя было увидено тысячу раз. Лучше потом вспоминать, и тогда можно вспомнить какую-нибудь мелочь, на которую не обратил поначалу внимания, а она-то и окажется важной. Например, когда во время шторма громадная волна, разбившись, откатывается назад, то из белой пены, словно летучие рыбки, выскакивают маленькие камешки. Или вдруг припомнишь, что на стоянке в Омолоне женщины собрали большие букеты кипрея, и в полумраке самолета они излучали слабое малиновое свечение. Река внизу походила на старый растрепавшийся пастуший чаат... А два только что оперившихся куличон-ка, что едва подлетали над высокой травой и тут же, обессилев, падали обратно? Ты посадил их на ладонь, и один сразу же соскочил и побежал между кочками, а другой долго сидел, примеривался и вдруг, решившись, полетел через ручей, через огромную для него реку...

Но почему тебя влечет всегда именно Север? Не потому ли, что на Севере, как ни в каком другом месте, ты возвращаешься к самому себе? Живя подолгу в большом городе, к себе как-то привыкаешь. Приучаешься к одним и тем же лицам, улицам, кругу, ритму, словам. До автоматизма доводятся действия. И вот тем-то и ценно еще путешествие на Север, что, помимо мира, он открывает нам заново самих себя: не разучились ли мы еще мерзнуть, мокнуть, претерпевать, ходить, ждать, удивляться...

9