Вокруг света 1973-10, страница 38

изделиями беспошлинно. Но стрельцов стояло здесь мало, всего десятка два секир. Поэтому судьбу ремесла решили в конечном счете не они, а ремесленники по нужде.

Уже в то время к Павлову было приписано десятка два деревень. О них можно и не рассказывать, за них говорят названия: Завалище, Нетесо-во, Заплатино, Хреново... Дальше тоже не слаще. Пришельцы хоть и жили у земли, но земли не имели. И кормились исключительно ремеслом, Между кустарями существовало своеобразное разделение труда. В самом Павлове делали в основном замки и ружья, в Ворсме —■ ножи и тесаки, в Тумботине — ножницы.

Я видел много уникальных вещей, многие из них сработаны уже в наше время. Власов из деревни Грудцино сделал как-то ножичек-блрху. Тогда, чтобы «оперировать» власовскую «блоху», Кумохин из деревни Рыбино смастерил складной ножичек весом... 0,02 грамма.

Среди работ мастеров Павловского района есть ножик-конь и ножик-пистолет, ножик-петушок и ножик-автобус... Говорят, среди предметов, сработанных павловскими мастерами, есть складной нож со ста сорока предметами. Такого ножа увидеть мне не довелось, но нож стопредметный я видел. Называется он «Свинка», а сотворил его знаменитый ворсменский мастер-ножовщик Алексей Васильевич Ананьев. Каких только там нет предметов! На все случаи жизни. Если имеющий такой нож поселится иа необитаемом острове, он вполне может обойтись без помощи Пятницы.

Вообще старожилы очень придирчивы к творениям своих коллег, да и друг к другу. Мало кто всем нравится. Но об Ананьеве все отзывались с уважением. Этот, говорили о нем, зря напильником водить не будет.

— Как мне его там найти? — расспрашивал я у павловцев, знавших Ананьева. — На какой хоть улице живет?

— Зачем улица? Там его дом любой мальчишка покажет. А если встретите старика на улице — узнаете по бороде. Другого носителя такой бороды в Ворсме нет. Борода в его жизни занимает второе место после ножа. Очень старик холит ее.

И вот я в Ворсме. Простецкий город, одноэтажный, деревянный. Похож на Павлово. Все «павловские деревни» похожи между собой тем, что дома непохожи друг на друга.

Сначала я решил заглянуть на завод складных ножей. Потом уже посетить мастера Ананьева. Предприятие работает в определенные часы, а старика я мог навестить и вечером, если не хватит дня. На заводе мне посоветовали непремен

но встретиться в Ворсме с Логи-щевым, который лет десять назад ушел отсюда на пенсию.

— Мастер, что ли, хороший? — поинтересовался я.

— Мастер тоже хороший. Хорошие мастера у нас не редкость... Интересуется много, много знает.

Когда я пришел, хозяин под строжайшим надзором своей старушки уписывал творог с молоком. Был он в теплой клетчатой рубашке и при подтяжках. Что мне еще бросилось в глаза, это его голова, большая и угловатая. В профиль она казалась почти квадратной. Был старик очень мил. И держался молодцом, хотя ему шел уже восьмой десяток. Говорил он не спеша, но ровно. Не «строчил», говорил цепко и как-то бесшумно. Точно из уст его лились не звуки, а выкатывались слова зримые. Слушать его было не утомительно.

— Ну как, понравилось на заводе? — спросил он, покончив с едой.

— Понравилось, — ответил я.

— Вот был здесь до революции Тарасов, — продолжил хозяин, — вот это был мастер. Работал над стодвадцатипредметным ножом... Не закончил, помер.

Как-то было непривычно слышать это о ноже и ножовщике. Обычно так говорят о больших писателях, художниках или ученых: умер, не закончив... Я сказал об этом Михаилу Алексеевичу.

— Да ведь это какой нож, — возразил старик. — Иной нож — тоже, как ты говоришь, произведение. Раз в жизни такое удается. Делает человек черную работу, а свое таит... Такое можно и не закончить.

Хозяин пошел ставить чай. А когда вернулся, сказал:

— Слыхал, как туляки подковали английскую блоху?

— Слыхал.

— Наши предки потом сделали

для этой блохи наборный ошейник.

—

— Да. И посадили ее, тварь эту, на павловскую цепь... Да! А цепь закрыли на павловский замочек-невидимку. Его почти не видать было. Маленький очень был. Но был не простой, а с секретом, с часами, с музыкой...

— Это, конечно, легенда.

Старик прищурился:

— А видал в местном музее замки с секретом?

— Видел.

— Ас часами и музыкой?

— Тоже видел.

— А замочек-зернышко?

— Видел.

-г- А чего же тогда?

Я растерялся.

— А про это слыхал? — дразнил меня старик. — Шел однажды павловский мужик в Нижний на ярмарку и в тумане забрел в Англию... Не растерялся кустарь. Зашел в ихнем столичном городе в торговый ряд, разложил свои изделия.

«Товар твой неплохой, — говорит ему англичанин, — но мой лутче».

Не полез мужик драться, только улыбнулся. А потом взял у него один нож и показал иа острие лезвия:

«Читай, если грамотный. Там фамилия». — «Чья? Не вижю, — говорит островитянин. — Он очень острий». — «Острый, конечно. Я чтоб резать, его делал. Гляди лучше...» — «Не вижю», — говорит купец опять. «И не увидишь. Даже мне непросто было поставить на такой малости свою фамилию».

Кончив говорить, старик остановил на мне выжидающий взгляд.

— Не больно ваши кустари любили англичан, — сказал я.

— А за что им было их любить? — опять прищурился дед. — На нижегородских и столичных ярмарках павловские ножи тбр-говцы выдавали за «аглийские». Обидно же, поди, было. Потом уже мастера стали клеймить свои изделия...

Но создавали эти «аглийские» ножи и «шведские» замки павловские кустари в жутких условиях. Вот еще откуда обида шла.

— Было мне лет шесть, — рассказывал хозяин. — Работали мы тогда с отцом в подполье... Ком-ната-то была на всех одна, да и то крохотная. Вот и творили под полом. И темно, и сыро... Но больше всего доставалось глазам.

— При керосинке работали?

— Нет. Где возьмешь столь керосина? Он денег стоил. Прорубили во двор окошко. Через него разве что можно было узнать, ночь или день во дворе. А в зимние дни, как жаловался поэт, проглянет солнце, как будто поневоле, — и скроется... А продавать изделия ходили пешком в Павлово. А ты говоришь — любили...

От Логищевых я пошел к Ананьевым.

Старик сидел за небольшим верстаком у окна и что-то обтачивал. Он был в очках и фартуке. «А похож на мастерового», — подумал я. Увидев меня, хозяин вдруг засуетился. Точно застали человека врасплох. Мой взгляд упал на верстак. На нем лежали простые однолезвиевые складные ножи, такие можно увидеть в любой табач

36