Вокруг света 1976-02, страница 18когда изыскатели собрались домой. Зима зашла с вершин, с гор и тихо опустилась в низины. Реки умолкли. Молча струились подо льдом Дельбитинда, Таюра, Киренга. И только Байкал независимо синел в светлых праздничных берегах. В Иркутске, куда изыскателей доставили самолетом, им раздали деньги и пожелали хорошо отдохнуть. Молодому Затыкину казалось, что он уже тысячу лет не был в Москве. В таком нетерпении на язык всегда наворачивается что-нибудь вроде «Ах, был бы я птицей!». Но им предстояло еще дней пять качаться в железнодорожном вагоне. В подарок матери, которая еще не совсем оправилась от голода военных лет, Виктор вез жирных соленых омулей. Как некая фирменная печать, заверяющая высшее качество, глаза рыб окружали золотисто-красные кольца. Такие колечки — верный знак того, что омуль в самом соку, и ничего нет в мире вкуснее красноглазого омуля! И когда уже сердце в дороге — дома! — подходит посыльный: — Затыкина приказано вернуть. Билет сдайте в кассу. Важное задание. Надо срочно обследовать один перевал. Первый послевоенный год, приказ — закон! Но, может, какая ошибка? Ему ли, вчерашнему школяру, ответственное, самостоятельное задание? — Приеду в Москву, — сказал Юзек Печенюк, — зайду к твоей матери. Омулей отнесу. А ты крепись, карачаровец. Я тебе завидую: самостоятельное задание! Тебя заметили — не так просто! Стукнули буфера вагонов, поезд с друзьями набрал скорость и загрохотал под гулкими бетонными сводами путепровода. Виктору в этом грохоте почудилось эхо обвала на Дельбитинде... «Значит, так, — напутствовали Затьькина в * конторе, — возвратишься обратно в Усть-Кут, возьмешь снаряжение и людей. По речке Таюре поднимешься в горы, найдешь перевал Королевское седло. Вот здесь, на карте, виден и другой перевал по ключу — Колпашный. Задача — определить разницу высот того и другого перевала. Королевский перевал рассчитан под тройную паровозную тягу — удовольствие дорогое! Срочно нужны данные о перевале Колпашный для поправки в проекте». Начальник партии изыскателей Федор Денисович Брежнев летал над этим горным плато и заметил, что Колпашный как Ьуд-то ниже. После беседы в конторе Затыкин успокоился: всего делов-то! На неделю работы, от силы — на две. Тем более дают лошадей и двенадцать рабочих. А главное — задание самостоятельное, ответственное задание! Повезло, если вдуматься, прав Юзек! Была зима, декабрь. Лед реки стрелял по ночам от морозов. Тайга казалась чужой и грозной. Сутулые кедры кряхтели под тяжестью снега. Вьючные лошади вязли в сугробах, пот на ветру превращался в иней, отчего шерсть лошадей казалась курчавой и длинной, как у собак. Рабочие помогали коням, по очереди проминая тропу. Лесистые отроги хребта и сопки, накладываясь друг на друга, не позволяли визуально изучить перевал Колпашный. Действительно, с земли Королевское седло казалось самой нижней точкой в хребте. Шли туда, к этой точке. Кедры топорщились вздыбленной гривой. Хребет-конь летел сквозь льдистый ветер, хиус, невидимый всадник чудился в Королевском седле. Облака — словно разметанные полы плаща за спиной... Издали многое тогда казалось привлекательным и таинственным. Но это была обыкновенная горная седловина. Кустарник, кривые от вечного ветра деревья, обледенелые камни, сухие лиственницы, разбитые когда-то молнией. В камнях-останцах угадывалось очертание луки седла. Может быть, первому изыскателю-романтику, такому, как Юзек Печенюк, останцы напомнили старинное, в драгоценных камнях седло короля, увиденное в музее, а может быть, изыскатель имел фамилию король — бывает такая фамилия. Но это неважно... Разгребли снег, поставили огромный брезентовый щатер — кров сразу на весь отряд. В центре шатра — печь из железной бочки, которую везли специально. Получилось все так же, как сейчас у Эпова на Ги-люе. Только не догадались врыть бочку в грунт — «для внутреннего тепла». Утром Затыкин сделал съемку местности, занес на бумагу данные о Королевском седле. Задал направление на перевал Колпашный. Перевалы разделяло, судя по карте, двадцать километров. Надо было снять всю эту местность, вычисляя точное положе ние нижних и верхних точек. Мог оказаться ниже Королевского не Колпашный, а другой перевал! А могло и вообще не быть более низкой точки. Мало ли что может показаться с самолета. Следовало проверить... Рабочие, махая топорами, били просеку. Ветер срывал звук удара стали о мерзлое дерево и тут же растворял в собственном гуле. Летящие иглы снега царапали лицо. Стеклянный глазок теодолита обмерзал инеем. Пришлось сделать на лицо маску из куска плотной ткани. Углубились в кедровник. Ветер разбивался о мягкую длинную хвою кедров, успокаивался. Но здесь была другая беда: люди утопали в снегу по самую грудь. Лошади барахтались, точно мухи, упавшие в густую сметану. Сделать шаг было трудно, что же говорить о работе? К вечеру все валились с ног от усталости, а проходить успевали за день несколько сот метров. Затыкин только теперь понял, за какое дело он взялся. Это чертово седло под силу лишь старому зубру-геодезисту, таежному волку. А он-то, желторо-тик, куда полез? Рабочий Евсеев в рубцах морщин на лице угадывал настроение парня. — Вот, говорят, выше себя не прыгнешь, — говорил Евсеев, — а почему же не прыгнешь? Подопрет — как еще прыгнешь! К примеру, огонь, пожар, а на той стороне — ребенок... Осмотрись-ка, парень, внутри себя. Зато и уважать-то себя как будешь, когда сделаешь дело! А Виктор вовсе и не собирался идти на попятную. Просто привыкал к этому чертолому, снегам и поту. И действительно, как бы осматривался внутри себя. Рабочие изобрели «бульдозер»: по трое брались крепко за руки — локоть к локтю! — и энергично топтали снег. И только потом по этим натопам шли работой, вели в поводу лошадей. Палатку, продукты и снаряжение время от времени перевозили на новое место. Близость перевала Колпашный обозначилась лишь в конце месяца. Склон оплетали ветки кедрового стланика. Попадались березы, сосны. Высота опустилась до уровня Королевского седла, а до самой седловины еще надо было идти и идти! Даже на глаз было видно, что Колпашный годен под двойную паровозную тягу, а электровоз, к примеру, тот и один вздернет сюда состав 16 |