Вокруг света 1976-02, страница 20
—^ - у ы разговариваем с Борисом Борисовичем к А |ЯР0Х0Р0ВЬ1М под непрерывный, хотя и JLM—I приглушенный расстоянием грохот поездов. Однако шум этот не раздражает, даже наоборот: как только наступает тишина, беседа наша прерывается, Прохоров подходит к окну и смотрит на Транссибирскую магистраль. Но подобные задержки случаются нечасто, поезда идут один за другим почти без интервала. Я почти физически ощущаю: дорога работает на пределе, дороге трудно. Магистраль мне кажется огромной, напрягшей мускулы рукой, которая не расслабляется — не может расслабиться —- ведь это опора всего хозяйства Сибири. Прохоров заведует сектором медицинской географии Института географии Сибири и Дальнего Востока СО АН СССР. Мы говорим о БАМе. Борис Борисович как специалист-медик видит ее по-своему, через призму своей профессии. Он протягивает мне газету. Я читаю прогноз погоды: «Завтра на трассе БАМа температура от десяти до 15 градусов тепла. Солнечно». —• Простите, но мне читать такое смешно, — замечает Борис Борисович. — Как можно говорить о прогнозе погоды для всей магистрали, если даже ее небольшая, западная часть — это несколько климатических зон? Если, к примеру, в Усть-Куте солнце, то в Казачинске вполне может идти дождь, в хребтах Забайкалья сыпать снег, а в Нижнеангарске лежать туман... БАМ — это не просто 3145 километров железнодорожного полотна, трасса пройдет не только через пространство, но и через время. Да, и через время тоже... Прохоров смотрит в окно, за которым проносятся поезда, но мне кажется, он их не видит. На его столе — фотография деда, П. Н. Прохорова, который много лет назад тоже работал на Дальнем Востоке. Только когда он окончил Московский университет, этой железной дороги еще не существовало, и пришлось П. Н. Прохорову отправиться на Сахалин, минуя два океана и один континент — вместе с будущей бабкой Бориса Борисовича он поехал туда... через Соединенные Штаты. Впрочем, тот Прохоров, с которым я разговариваю, не коренной сибиряк. Он ленинградец. Ленинградец, который стал сибиряком. Врач, связавший свою жизнь с путешествиями. Шел ли К|Шюй дели сам или все определил случай? путешествовали и ^путешествуете в краях, "где за сотню верст не встретишь человека. А ведь вы врач... — А врач должен лечить, — подхватывает он мою мысль. Но кого лечить, если вокруг нет людей? Мне понятно ваше недоумение.. На столе у Бориса Борисовича лежит подарок деда -- стетоскоп. Рядом, на стене, медико-географическая карта. Стетоскопом Прохоров не пользовался давно — ведь он нелечащий врач. Просто символ? ТАМ, ГДЕ НЕТ ПАЦИЕНТОВ Сегодня медики едут на ол.енях по гольцам Кодара, плывут на кораблях по Ангаре, на вертких байдарках режут баргузинские стремнины, на вездеходах углубляются в тайгу, пересекают хребты — словом, ведут себя как географы, внешне ничем не походя на «людей в белых халатах». Задумаемся: врач уходит от людей. Что может быть парадоксальней! «Грамм профилактики дороже, чем килограмм лечения» — девиз «нелеча- BP А Ч УХОДИТ В ЭКСПЕДИЦИЮ щих» врачей, или, как их называют на Западе, санитарных инженеров. Влюбленный в медицину, Борис Борисович избрал своей профессией гигиену, причем связанную с путешествиями. Сам Прохоров это объясняет так. Всегда он был бурным, непоседливым человеком, но в блокаду серьезно заболел. После войны ходил по врачам, лечился, но — увы! — без особой пользы. И тогда он сказал себе: «Я здоровый мужик, нужно заниматься спортом, еще лучше отправиться в трудную экспедицию — короче, вышибить клин клином». И еще —- перед глазами был пример деда, тянуло вслед за ним в далекие края. В институте Бориса считали — и не без оснований -— болезненным юношей. Вероятно, потому и распределили его поближе, здесь же под Ленинградом — в город Кингисепп. Сокурсники поздравляли: вот, мол, повезло, а Борис ходил словно в воду опущенный. И вдруг случай (заметьте: он всегда находит того, кто его очень ждет) — пришел из Географического общества врач Е. И. Игнатьев, он искал желающих поехать в медико-географическую экспедицию. Прохоров ему не повстречался, другого добровольца Игнатьев не нашел, но, уходя, все же оставил в деканате свой телефон. А вдруг волонтер все-таки найдется? Прохоров узнал об этом визите из разговора. — Тут какой-то чудак набирает людей в экспедицию, — вскользь бросил кто-то из выпускников. — Собирается ехать то ли в тундру, то ли в пустыню. Ну скажи, зачем врачу мерзнуть в палатке или качаться на верблюде? Кто на это согласится? — Я соглашусь! — откликнулся Прохоров. — А где он, этот чудак?.. ^ На протяжении веков медицинская география знала и эпохи застоя и времена взлетов. Расцвет ее приходится на XVIII и XIX века. Именно в эти времена врачи выявили связь холеры с «дурной» водой, эндемического зоба с «плохой» почвой, продолжив тем самым эстафету Гиппократа, который еще в IV веке до нашей эры написал трактат «О воз духах, водах и местностях». Сильнейший удар по медицинской географии, как ни странно, нанесли сами врачи. После эпохальных открытий в микробиологии XIX века во всех болезнях стали обвинять микробов. Влияние на здоровье людей окружающей среды как-то незаметно отошло на второй план. Правда, исторически такое положение объяснить можно: к тому времени человек оградил себя от природы «броней цивилизации» — хорошими жилищами, средствами гигиены и медицины. Однако люди вовсе не думали навсегда отсидеться за этой «броней». В середине XX века они приступили к освоению самых суровых краев своей планеты — пустынь, тундры и тайги. Здесь они столкнулись со старыми (и новыми) знаком- 18 |
