Вокруг света 1976-02, страница 24

Крым, — туда приезжают отогреться, позагорать и даже, если повезет с погодой, искупаться в озере Лябич,

Но БАМ позволяет освоить самые суровые края трассы. Другой вопрос — как их осваивать, где строить города и заводы, а где — сменные, вахтенные поселки... Нет, медико-географы должны изучить весь край, исходить его своими ногами.

— Обязательно «своими ногами»?

— В большинстве случаев — да...

УРОК НАМИНГИ

Прохоров вспоминает такой эпизод:

— Наш небольшой медико-географический отряд снова готовится в путь. Цель — поселок геологов Наминга, расположенный как раз у месторождения медной руды. Чтобы достичь его, предстоит перевалить через предгорья Удокана, выйти на реку Нижний Ингамакит и оттуда взобраться на отрог горного хребта. Путь не столь дальний, сколь трудный, ведь даже по дороге Наминга — Чара добираются не менее чем за пять часов — это на машинах при расстоянии всего 50 километров. А мы идем без дорог и даже без троп, пешком, груз на лошадях, хотя знаем, что на перевалах придется все тащить на себе — и груз, и самих лошадей. Понятно, что нас провожают недоуменные взгляды жителей Чары: они-то знают, что в Намингу обычно добираются вертолетом.

Но вот мы переправляемся наконец через Чару и сразу попадаем в царство болот. Ерники —■ заросли карликовых березок и ив — буквально нафаршированы гнусом. Укрытые от спасительного для человека ветра, они летят на нас со всех сторон, и вскоре наши спины покрываются серой, шевелящейся массой. Хочется скорее отсюда уйти, но этого как раз мы и не имеем права делать. Ведь мы не просто путешественники, мы — медико-географы, и для нас все эти двукрылые кровопийцы вместе с энцефалитными клещами и переносящими туляремию мелкими животными и есть та самая «биота», из-за которой мы и пришли в эти места. (Мне рассказывали, что в дни интенсивных атак гнуса на строительство Братской ГЭС все работы там приостанавливались, и государство терпело убытки, равные миллиону рублей в день!.. В общем, мы изучаем, как говорится, вполне достойного противника.)

Выбрав сравнительно сухое место, устраиваем стоянку. Один из нас выходит с белым флагом, тащит его по земле (так учитываются клещи — здесь их, к счастью, не оказалось). Другой отлавливает комаров: летучих — сачками, личинок в воде — ловушками. Третий ставит капканы и давилки на грызунов. Нужно их не только изловить, но и определить, не содержат ли они микробов, опасных для человека. Приходится учитывать и комаров, кишащих на спине. Но все это — в порядке вещей. Главное — сделать работу, без этого мы не можем покинуть сей хорошо оборудованный ад. И вот наконец оставляем болото. Час-другой, и мы на перевале. На северо-западе в тумане чуть просвечивает Чарская котловина, а прямо под нами, среди зеленого ковра тайги, блестит наледь.

Трудно было взбираться, но спускаться еще труднее. Если на подъеме не хватало дыхания, то при спусках страшно устают ноги. Лошади норовят просто свалиться на нас, приходится ежеминутно поправлять грузы, сползающие им на шею. На одном из перевалов мы почувствовали

себя особенно плохо. Я подумал: неужели «горная болезнь»? Вряд ли: высота небольшая. Но это не юг. На Камчатке, к примеру, эта напасть свирепствует уже на высоте 1500 метров. Нужно будет провести наблюдения и для этих мест.

...Снова вязнем в болоте. Повторяется то, о чем я уже рассказывал, только теперь мы не так свежи, как сразу после выхода из Чары.

...Силы наши совсем на исходе. Идем по тайге. К счастью, среди деревьев появился просвет, по тянуло прохладой, показались вершины гор. Наконец мы вышли к поляне, где стоит лагерь геологов-съемщиков. Спрашиваем, как у них дела. Отвечают: ждут вертолета, чтобы переместиться на новую точку за 15 километров, давно ждут — две недели. И вдруг они удивленно спрашивают нас: «Откуда?» Отвечаем: «Из Чары». — «На чем?» А сами смотрят на небо, потом на приподнятый участок поляны — единственное место, где мог бы приземлиться вертолет. Потом — на нас. вначале с недоверием, которое тут же сменяется удивлением. И вдруг покой долины разрывается криком: «Ребята, все сюда, смотрите — здесь чудики из Чары пешком притопали!!!»

Мы тоже с удивлением смотрим друг на друга: может быть, мы и вправду чудаки, шагающие по горам и болотам в наш век спутников и вертолетов. Будущее показало, что это не так: наше «пешеходное знание» территории очень пригодилось, когда мы обрабатывали материалы исследований.

— Простите, что я перебью вас, Борис Борисович. А не думаете ли вы, что геологи эти в чем-то правы? Ведь вы же не можете обойти пешком всю огромную трассу БАМа — это просто физически невозможно. А карту распространения энцефалитных клещей делаете, к примеру, для всей трассы.

— И все-таки я уверен: медико-географ должен прочувствовать территорию, как говорится, на собственной шкуре. Вот снимок из космоса: фотоглаз запечатлел и мох, и пихтарник, и ерники. Но расшифровать снимок и правильно его оценить может лишь тот, кто нечто подобное уже видел воочию. Нет, без наших пеших экспедиций мы бы смотрели на все эти фотоснимки как на какой-то ребус... Однако продолжим наш рассказ.

Я опускаю трудности дороги и даже то, как мы потеряли своих лошадей и вынуждены были доставать у эвенков оленей, чтобы как-то продолжить свой путь. В конце концов мы вышли к долине Нирунгнакана. Несколько часов шли по гольцам, пока не увидели домики геологов. Спустились вниз с горы. Перед нами открылась суровая картина — глубокий цирк с единственной узкой щелью-выходом. Это была штольня. Мы находились на самом краю удоканского клада, у первого его форпоста, среди горнодобытчиков... Отсюда на оленях мы добрались к поселку Западному, а оттуда на машине — в Намингу.

Сейчас этого поселка больше не существует — для горняков выбрано другое, более удобное место обитания. Но мне хочется почтить память На-минги, которая десять лет была приютом для людей, боровшихся с суровым Удоканом.

Жизнь этих людей была нелегкой. Во-первых, высота — на первый взгляд небольшая: всего 1350 метров. Но когда приехавшие сюда из Томска студенты попытались сыграть в футбол, то многие вскоре почувствовали одышку, сердцебиение, а у троих из носа пошла кровь. А ведь люди Наминги не играли — работали, и не часы и даже не дни — годы.

Труднее всего бывало зимой, когда даже от вязанки сгоревших дров поднимался «печной ту

22