Вокруг света 1976-02, страница 7— Ничего, — сказал я, подожду. — Сугубо личный вопрос... Они отошли в сторону. Я уже знал, что Геннадий Лапин рос один, окончил Новосибирский строительный институт, был ленинским стипендиатом. После окончания института ему предлагали остаться в аспирантуре, но он отказался. В 71-м приехал на стройку, и это его пятая осень на Зее. Комсомолец, недавно его приняли кандидатом в члены КПСС. В свои двадцать шесть лет он начальник участка машинного зала ГЭС — пускового объекта. Помогает заниматься сопроматом рабочим — студен там-заочникам. Вне своего дела он скован, суховат, с ним нелегко войти в контакт, и потому иногда о нем говорят «сухарь», которому для счастья не хватает еще нескольких кубометров бетона. А кто сказал, что отсутствие дела — счастье?.. Ну что же, все зависит от того, как понимать это слово. — Вот видишь, — начал он, когда вернулся, — был у нас хороший бригадир — заелся. Заменил его этот, который сейчас подходил. Первый месяц дал прекрасные показатели, а сейчас запаздывает снабжение, работа у него идет медленно, и он растерялся. — Геннадий, почему ты выбрал именно Зейскую ГЭС? — Вообще-то, я хотел стать моряком, но по зрению не прошел. Потом загорелся гидротехникой. Ну почему я сюда приехал? Прикинул. На Усть-Илиме перекрытие прошло, а Зею вот-вот перекроют... Так и получилось, приехал и стал работать у Хамчука мастером. Стал класть бетон. Вообще-то, Хам-чук — мой учитель, это я от него научился «нюхать» блок. Что для этого надо? Хорошо знать чертежи. Зайдешь в блок, по стеночкам читаешь — здесь должно быть то-то, а здесь вот это... как свою квартиру видишь. Сдашь смену, стоит раз пройти — все видишь: одно сделано, другое нет. Это стиль Хамчука: конец рабочего дня — медленно проходишь по всему объекту, отметишь в уме, как выполнена работа. Вечером планируешь на завтра, а утром уточняешь... Может показаться странным, но с молчунами так бывает: возьмет и заговорит с посторонним, и все расскажет о себе, и отдохнет душой, чтобы потом снова взяться за дело. — Хамчук на первый взгляд может показаться, — продолжил Геннадий, — слишком спокойным. Улыбается, когда говоришь с ним, но он тоже нервничает, беспокоится и все собирает в кулак, в себе держит. Разные люди есть... Геннадий замолчал, встал, посмотрел на вышки, на которых зажглись лампы, хотя еще было светло. — Пошли делать обход. — Это он сказал так, что я почувствовал: он принял меня в союзники. — Надеюсь, не молча? — поддел я его. — Ну, прости... — Он улыбнулся, а глаза остались серьезными. Пошли по котловану к зданию машинного зала, на фасаде которого все еще двигается стрела крана. Шла облицовка наружной стены. Ложились на металлоконструкции большие бетонные крестовины-панели с конусными телами, ложились в ряд и поднимались все выше и выше, по этажам, образуя фасад с многоугольными оконными проемами, которые, как я понимал, должны были затем покрыться пластинками из стеклопрофилита. — По-моему, красиво будет? — все еще не отрывая взгляда от стрелы крана, заметил Геннадий. — Недавно одна девушка из Москвы говорила, что никакая работа так не занимала ее, как наша. Окунешься с головой — и все мелочи жизни остаются в стороне, их просто не замечаешь... Она тоже работает здесь. И девушка права. Если дело твое, выкладываешься весь... Мы оказались у самого подножия плотины и стали спускаться по пологому бетонному перекрытию, как сказал Гена, по студенческому отводному каналу, который вел к отсасывающим трубам, похожим снаружи скорее на складские помещения — целый ряд ворот с красными затворами — металлическими тяжелыми щитами, двигающимися по пазам. — Почему ты назвал канал студенческим? — Строили студенты. Вошли в прохладное помещение. Это и есть отсасывающая труба первого агрегата. Тихо. Не слышно гула стройки, только где-то поблизости журчит вода. Оглядевшись, вижу: вода струится из небольших отверстий на бетонном покрытии — это дренажные скважины. Они выпускают воду, просачивающуюся из скалы, из подошвы плотины. Чистые лекальные линии стен плавно уходят вверх и там, на куполе, где гулко отдаются наши шаги, собираются в круг. И тут вдруг, в этом круге-кратере, я увидел рабочее колесо первого агрегата. — Гена, а ты знаешь, — говорю я, — это напоминает храм. — Кажется, ты почувствовал основное... Грунтовые покрытия должны быть такими же плавными, как и в куполе храма... Я не догадываюсь почему. — Вода имеет, — продолжает он, — большую силу и, встретив на своем пути неровность, может разрушить поверхность. Вот видишь, — он, гладя руками стену, подозвал меня. — Здесь шов на бетоне шероховатый, надо за-ыистить, зашлифовать его. А во 5 |