Вокруг света 1976-03, страница 24

С силой воды извечно боролась и другая «инженерия»: каскад берегозащитных дамб и плотин, длина которых ныне составляет почти три тысячи километров.

Как и сотни лет назад, цветы остаются одной из знаменитейших статей голландского экспорта. Оранжереи, в которых выращивает свои тюльпаны Йозеф, — рядовое хозяйство, таких в стране несколько тысяч.

Несколько раз в год Йозеф отвозит цветы на аукцион, где крупные поставщики этого товара закупают продукцию у крестьян. Что остается, продает на рынке.

Долгое время бытовало мнение, что средний голландец, имеющий пусть небольшое, но свое дело, живет без забот. Что же, в какой-то степени с этой точкой зрения можно согласиться. Столетиями голландцы слыли одной из наиболее благополучных наций. А тюльпаны служили символом преуспеяния и богатства страны. Даже в далекие времена испанского господства мадридские герцоги имели все основания гордиться своей зажиточной провинцией.

Нидерландские фермеры — спокойный и уравновешенный народ, не привыкший волноваться из-за пустяков. Это их руки ухаживают за «огородом Европы», как когда-то окрестили Голландию. Знаменитый сыр, не менее знаменитое пиво, цветы — если брать в расчет только сельское хозяйство — и многое другое охотно покупают в разных странах мира. Нидерланды — одна из крупных торговых держав мира. Но поскольку внешняя торговля страны почти полностью ориентирована на Западную Европу, то каждый толчок энергетического, валютно-фи-нансового или экономического кризиса в западноевропейских странах отдается встряской на экономике Голландии и в первую очередь бьет по мелким фермерам.

Любое падение спроса за границей на тюльпаны будет означать не просто ухудшение конъюнктуры. Это станет катастрофой для тысяч голландских крестьян.

Йозеф рассказывал мне о мощной демонстрации фермеров, выехавших на своих тракторах не в поле, а... в города. У зданий муниципалитетов выстраивались вереницы сельскохозяйственных машин, застопоривалось движение на дорогах: это был протест против бедственного положения в сельском хозяйстве. Армия «невозмутимых и солидных» собственников бунтовала...

ХИППИ. КОНЕЦ ПРОБЛЕМЫ?

Перемены... Они касаются и мелких фермеров, и зажиточных бюргеров, захватывают армейскую и студенческую среду. А что происходит с «незваными гостями»? Неужели Амс так и будет оставаться неприступной вольницей хиппи, царством «Делай-Что-Хо-чешь», многотысячной «школой» наркоманов, бездельников и преступников? Недавние нововведения показывают, что и здесь возможен какой-то прогресс.

Когда несколько лет назад хиппи хлынули в «милосердный» Амстердам, они обосновались поначалу на той самой площади Дам. Легко представить, во что превратилась старинная площадь и ближайшие улицы при полном отсутствии санитарии и убежденном отказе «кочевников» от элементарных правил гигиены. Спустя какое-то время горожане все же возмутились. «Иногда наступает момент, когда терпимость перестает быть добродетелью», — начали поговаривать они. Привычка к чистоте схватилась с вседозволенностью. Вспыхнуло сражение между двумя основными принципами амстердамцев.

Наконец, враждующие стороны пришли к компромиссному варианту: «гостям» предложили переместиться в парк Вондела и некоторые другие специально отведенные районы. Те согласились, хотя без особого единодушия. Многие не вынесли даже такого «насилия» и остались мозолить глаза прохожим там, где им это казалось удобнее. Но подавляющему большинству парк понравился. Он был чист (до поры до времени), ухожен (в «дохипповый период») и носил имя знаменитого голландского поэта Йоста ван ден Вондела, который три столетия назад писал в одном из стихотворений: «Крыша над нами — небо; мы не работаем, мы свободны, как птицы». Эта немудреная философия тоже устраивала новых обитателей парка. Тень поэта как бы благословляла их существование.

Вседозволенность долго не желала сдавать позиции. Для устройства быта пришлых в парке были построены душевые, туалеты, крохотные прачечные, аптека, ремонтная мастерская, соорудили даже небольшой рынок для продажи поделок хиппи. Муниципалитет истратил миллион (!) гульденов, который мог бы пойти на другие цели — на частичное решение того же жилищного вопроса, — однако существенного улучшения

это не принесло. Город по-прежнему походил на гигантский табор.

Знаменательному решению, поставившему будущее «амстердамского рая» под угрозу, ныне около двух лет. Решение было ясным и простым: «На улицах не спать!» Власти организовали специальную санитарную бригаду, которая занималась тем, что обходила Амстердам в шесть часов утра и... поливала площади, тротуары и газоны. С одной стороны, это выглядело обычной заботой о зеленых насаждениях и чистоте воздуха, но с другой — санитары оказались чрезвычайно «невнимательными»: лили воду на что и главным образом, на кого попало.

В прошлом году к поливке приг бавился и солидный штраф за сон под открытым небом. Кампания особенно усилилась в связи с подготовкой амстердамцев к празднованию 700-летия города. Хиппи возмущались, говорили о «посягательстве на свободу», но с наступлением вечера занимали места в ночлежках, исправно уплачивая по три гульдена за матрас.

Волна нашествия постепенно начала спадать. В августе 1973 года в парке Вондела беззаботно гостили 3 тысячи человек, через год эта цифра уменьшилась до 2500, в августе прошлого года не насчитывалось и 2 тысяч парковых жителей. Ситуации благоприятствует и тот факт, что родители «кочевников» давно уже поняли, где можно разыскать своих чад. Каждое лето в полицейский участок, к которому приписан парк Вондела, является около сотни пап и мам — из Западной Германии, Швейцарии, Италии, Соединенных Штатов. Полицейские вручают им карту города с указанием ночлежек и излюбленных мест хиппи. Беглецы чаще всего отыскиваются.

Конечно, и пресловутая вседозволенность, и наркомания, и поощрение великовозрастных «шалунов» — все это не исчезнет сразу, не уйдет мигом в прошлое. Но чаще и чаще на площади Дам, или в парке Вондела, или в любом другом подобном же «райском» уголке можно слышать такие разговоры.

— Да-а, старики, когда-то это было настоящим местом. Не то что теперь: все как-то слишком правильно, слишком зарегулировано, слишком прилизанно. Не махнуть ли куда-нибудь еще?

22