Вокруг света 1976-07, страница 4

Родственные души вообще-то сходятся удивительно легко. Здесь он и его спутники — супруга Тамара и Юозас Козлаускас — -встретились с радиоэлектронщиком Сашей Антоненко. Саша работал в конструкторском бюро, а душа тянула в Арктику. Так и попал он в отдел новой техники управления гидрометеослужбы.

Естественно, Саша с готовностью вызвался помочь Галенко в определении границы «Европа — Азия». Начальник Амдерминского морского порта для такого случая выделил катер. Находчивый Юозас раздобыл где-то заржавленный якорь, уговорил газорезчиков приварить к нему цепь. Он же нашел черную металлическую плиту, на которой можно было делать надпись.

Наш географический знак не отличался оригинальностью. За исключением цемента, якоря с цепью, а также металлического щита, все делалось из подручного материала. Поставили на попа бревно, отбеленное морем до цвета слоновой кости, обложили его камнями, для прочности залили раствором из щебенки, воды, песка и цемента, гвоздями прикрепили якорь и цепь. Вася Уткин притащил с катера краску и трафаретки, написал: «Европа — Азия» и водрузил щит наверх.

...Слева по борту показалась лиловая полоса. Она постепенно росла, будто поднималась на опаре, и скоро запестрела буроватыми камнями, рафинадными снежниками у обрывов, зеленой шерсткой тундровой растительности. Это был Вайгач.

...Каким-то особенно звонким и солнечным было лето 15 лет назад, когда я впервые очутился в этих местах. Над берегом висели туманы. Это были июльские туманы. Только в июле солнцу удалось пробить ледяной панцирь океана. Ледовые поля распадались. Белыми тихими ночами с моря доносились глухие раскаты — это рушились ледяные скалы. Лед набухал, зеленел, вбирал в себя миллионы воздушных пузырьков и таял. Над гигантским котлом, где происходила могучая холодная плавка, поднимались весенние арктические туманы. За ширмой тумана бесился солнечный маскарад. Солнце беспрестанно меняло свои наряды, стараясь выбрать поцветистей да поудивительней. И вдруг эта солнечная легкомысленность пропала. Туман рассеялся, заголубело небо. И сразу нарушилась тишина. Перекрывая трубные крики гусей, загудели самолеты. Они полетели

в геологические партии, к оленеводам в тундру.

Сверху Вайгач показался однообразным, как бесконечность. На картах, зажатый материком и Новой Землей, он представлялся небольшим. Но на этот раз каждый из его 3380 квадратных километров стал необозримо великим. Вместе эти плоские километры походили на шахматную доску, с которой сняли все фигуры. Впрочем, нет, их не снимали. Их еще не поставили. Но хотели поставить. Недаром сюда торопились геологи, и кто знает, какое будущее готовили они этому пока пустынному участку арктической суши.

Полет над Вайгачем не веселил глаз. Даже ущелья, которые прорезаны в толще острова ручейками и речками, не вносили оживления. Внизу блестела река Ямал-яга. На берегу стояли палатки геологов...

Палатки на Вайгаче выглядели как-то неправдоподобно — не те масштабы. Здесь все было доведено до минимальных масштабов. Наши сапоги топтали карликовые березки и ивы. Но удивляло не это. Удивляло, что почти бесцветный сверху Вайгач оказался владетелем прекраснейших красок. Была весна, и все карликовое растительное царство справляло свой единственный в году праздник.

Мы шли по кочкам, страшась наступать на живой душистый ковер. Вдыхали воздух, чистый, густой. Подставляли ладони под звонкие капли истаявшего снежника. Слушали зов гусей с соседнего озера.

Палатки были тоже приметой вайгачской весны. Они означали начало полевого сезона. Он короток здесь, в Заполярье. От силы три месяца. За три месяца нужно было обстоятельно изучить необозримое пространство. Природа сжимала сроки, навязывала убыстренный ритм работы.

Видимо, об островах, как и о людях, нельзя судить по внешности. У Вайгача были особенные недра. Невзрачный с виду, он отличался богатым внутренним содержанием. И он не прятал глубоко своих талантов.

Здесь коренные породы подходили к самой поверхности. Сквозь тонкую кожу легко просматривалась мускулатура Земли. Поэтому для геологов Вайгач считался удобным объектом при изучении целого ряда закономерностей. Вайгач входил в большую геологическую область Полярного Урала, хребта Пай-Хой и Печорского угольного бассейна. На материке, чтобы добраться до пластов, ин

тересующих геологов, приходится бурить дорогие скважины. На Вайгаче те же самые пласты можно потрогать рукой. Анализ геологического строения Вайгача помогал искать полезные ископаемые на материке. Поэтому Вайгач называли и геологическим полигоном, и геологической лабораторией.

В одной партии с геологами работали и палеонтологи. По ископаемым раковинам определялся возраст отложений. Палеонтологи вели разведку для разведки. Они узнавали, какие окаменевшие организмы давно погибших моллюсков можно было причислить к сану руководящих, что оказывалось необходимым звеном в длинной цепи событий, приводящих к возникновению новых очагов индустрии. Здесь, на Вайгаче, геологическое прошлое Земли казалось особенно осязаемым, а будущее рождалось на глазах.

Почти на самой оконечности Болванского Носа в крепко сбитом деревянном доме жил со своей семьей ненец колхозник Тимофей Васильевич Пырерко. Главным его занятием, древним, привычным, была промысловая охота. Добывал он моржа, нерпу, тюленя. Но больше всего интересовался песцом. Жена Тимофея Васильевича — Матрена Михайловна шила из оленьего меха и жесткой, колючей нерпичьей шкуры очень красивые тапочки, отделывая их заячьим пухом.

Было время, когда дети жили с Тимофеем Пырерко, и когда на полярке крутили кино, юное поколение Пырерко занимало весь первый ряд. Потом дети выросли и разъехались.

Тимофей Васильевич был первым ненцем, крепко осевшим на северном берегу Вайгача и поставившим деревянный дом. Еще в начале века на Вайгаче вообще не было оседлых поселений. Интересно, что, когда в 1897 году Вайгач, в том числе и Болван-ский Нос, посетил художник Александр Алексеевич Борисов, его сопровождал некий Иван Пырерко. Возможно, что это был дед Тимофея Васильевича. Впрочем, фамилия Пырерко очень распространена у ненцев.

...И вот снова занесла меня судьба на этот дорогой мне остров. Мы пристали к берегу небольшого заливчика, но к самой полярной станции подойти не мог- _ч ли из-за подводных камней и мелей. Оттуда, со станции, разгоняя непуганых гаг, шла лодка. Она была поменьше обычной для Севера «Доры», но с сильным мотором, который работал глухо и

2