Вокруг света 1976-08, страница 29

хлеб. А поскольку к этому времени запасы истощились и пришлось подтянуть пояса, радостно вдвойне: можно будет и поесть посытнее.

Перед самой уборкой урожая на поле выходят землевладелец и все, кто его обслуживал: горшечник, прачка, цирюльник, сторож, -чамар. По знаку хозяина слуги становятся на колени у края поля и начинают жать — ровно столько, сколько могут это сделать, не сходя с места. После этого чамар отходит — ибо ему положено делать это один раз, — а другие на коленях передвигаются дальше, потому что традиция позволяет им проделать описанную операцию дважды. Конечно, если чамар трудится на нескольких хозяев, ему позволяют получить свою долю урожая с каждого поля.

Урожай собран. Обмолот закончен — это бывает дважды в году, весной и осенью, — ремесленники и слуги общины приходят на ток с мешками и мешочками: каждому из них принадлежат по традиции несколько горстей с каждой кучи зерна. Здесь же с мешком и брахман: как ни высока его каста, а зависит он все же от тех, кому принадлежит земля. Правда, получать он подходит первым. Жрец благословляет урожай, а хозяева почтительно отсыпают ему зерно. Последним будет батрак, хотя больше его никто не трудился на поле, и меньше всего горстей ему же. Оплата эта освящена временем и обычаем, и еще не так давно никто не решался протестовать против нее. А ведь, если посмотреть на нее внимательнее, станет ясно, что она входит в число тщательно — с фантастической точностью! — продуманных мер, каждая из которых направлена на то, чтобы низвести неприкасаемых (а именно они — безземельные батраки) на самый нищенский уровень. Когда человек в течение всей жизни недоедает, когда в голове у него одна угнетающая мысль о еде — даже не на завтра, а на сегодня, — о чем еще он может думать? Есть сегодня миска риса с овощным карри — воистину слава Шиве! А если и завтра будет миска риса — вдвойне слава Шиве! Нет риса, и в долг никто не дает — значит, боги прогневались, здесь уж ничего не поделаешь, и надо ложиться спать не поужинав.

Номимо того, что человек голоден и за горсть зерна согласится на любую работу, жизнь его опутана сотнями ограничений,

мелочных и унизительных. Член неприкасаемой касты не только обязан работать на другого: он не может построить себе дом, а должен жить в хижине, не смеет есть сливочное масло (если даже у него найдутся на масло деньги), не имеет права носить богатую одежду и обуваться.

И высококастовые — землевладельцы, их родня, их прихлебатели — будут бдительно следить за тем, чтобы эти предписания не нарушались.

...Родители двух молодых неприкасаемых, скопив денег, отправили их учиться. Поскольку от деревни до городка, где был колледж, довольно далеко, они ездили туда на ведосипедах. Их подстерегли, избили, а велосипеды сломали. Неприкасаемый должен ходить пешком! Другой был избит за то, что прошелся по улице в сандалиях. И уж совершенное возмущение вызывает, если неприкасаемые пытаются копировать свадебный обряд высших каст. Один жених был изувечен за то, что ехал к невесте на лошади. Другой за то, что во время заключения брака над ним держали зонтик. Невесту ^го раздели и провели в таком виде по улице. Так же в другой деревне наказали женщин, которые надели украшения и завязали сари таким образом, что закрыли грудь и ноги по щиколотки, так, как носят сари женщины из высоких каст.

...Если поговорить обо всем этом с верующим индусом — даже из самих неприкасаемых, — то можно услышать ответ: «Такова дхарма!»

«Дхарма» — это долг человека выполнять то, что предписано ему от рождения, а, как мы знаем, у каждой касты — сверху донизу — есть свои обязанности. Если соблюдать дхарму, то в следующем перерождении (а индуизм учит, что после смерти каждый человек рождается вновь в новом облике) ты займешь высокое и почетное место. Родился неприкасаемым — значит, в прошлой жизни ты грешил, поделом тебе ныне и муки. Зато, если сейчас ты смиренно и безропотно будешь выполнять все, что тебе предписано: жить в хижине-развалюхе, голодать, быть покорным всем, кто выше тебя кастой, беспрекословно принимать унижения, — в следующей жизни ты будешь, может быть, даже торговцем коровьим навозом. А может быть, и брахманом, если ни в чем ни на йоту не отступал от дхармы.

...Жил в деревне Сенапур плот

ник. То был очень хороший мастер, и, так как с работой в деревне вполне справлялся его старший брат, перебрался сена-пурский плотник в святой город Варанаси. И открыл там мастерскую. Город не деревня: работы там больше, заказы часто сложные, платят не традиционным зерном, а рупиями. А на рупии можно и риса купить, и костюм, и транзисторный приемник. Заказчиков у умелого сенапурца было хоть отбавляй, и через некоторое время он стал жить вполне прилично, даже брату время от времени помогал.

Но * тем временем старшему брату стало трудно управляться с работой, обслуживать всех закрепленных за ним хозяев.

Плотницкие обязанности лежали на их семье, и никто другой выполнять их не стал, и он написал в Варанаси, приказывая младшему вернуться. Брат-горожанин было заупрямился, но старший напомнил ему о дхарме: родился деревенским плотником и будь им. Воля старшего, в семье — закон, и младший безропотно покинул Варанаси и вернулся в деревню Сенапур. Теперь он живет в деревне, получает установленное от века мизерное вознаграждение, а городское его искусство здесь никому не нужно. Зато дхарма выполнена, и награда за это ждет его. В следующем воплощении...

ДЕРЕВНЯ ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ

Но почему же в индийской деревне сохранялся до последнего времени тысячелетия назад заведенный быт?

Нельзя сказать, что деревенская общинная система в течение десятков веков работала без всяких сбоев. Случались и конфликты, и бунты обездоленных. Но мы о них мало знаем. Вообще внутренняя жизнь деревни была тайной за семью печатями даже для индийских махараджей, султанов и их чиновников. Более того, они и йе интересовались жизнью сельской общины — лишь бы с деревни регулярно поступал земельный налог. Если налог не поступал — это означало, что крестьяне восстали. Тогда их следовало разгромить, подчинить, улестить, чтобы они снова платили, но вмешиваться в их отношения с низшими слоями деревни было совершенно излишне. Индийские императоры и махараджи не издавали законов, государевы