Вокруг света 1976-08, страница 58

НИКОЛАЙ КОРОТЕЕВ

ПГКЩШНИЕ

Быль

же часа два таились мы на бугре перед поляной, «а которой стоял дом дяди Ивана. Прежде чем знакомиться, нам нужно было твердо убедиться — на хуторе нет посторонних. Лежать на снегу, едва прикрывшем промороженный песок, удовольствие маленькое. Озноб пробрал нас основательно. Челюсти свело — не разожмешь. А шевелиться и маяться в тридцати метрах от своры натасканных на зверье собак — забава рискованная. И хорошо, мы шапки надели потеплее.

За низкими тучами взошло солнце. В одиночный просвет, где-то далеко-далеко, над камышами брызнул его рыжий яркий свет и погас. Да, я, конечно, знаю, что тростник в тугаях растет, а не камыш. Но во всей Средней Азии «тростник» и «камыш» в просторечии одно и то же.

Чу! Заскрипела дверь. Из саманного дома, крытого камышом, вышел мужчина. Я приник к биноклю. И словно в метре увидел заросшее по глаза русой бородой лицо, красный нос пуговкой, торчащий из курчавых волос. Рыжая шапка из лисы-огневки будто горела в свете пасмурного дня. На отворотах крытого сукном полушубка виднелась волчья шерсть. В руках двустволка с насечкой. По приметам — дядя Иван.

У угла дома стояли одна в другой с десяток банных шаек. Взяв две, дядя Иван прошел в пристройку, служившую, видимо, кухней для собак, наполнил тазы парующей едой. Выпустил двух здоровенных псов. Они наброси-

Продолжение. Начало в № 7.

лись на еду, а запертые завели отчаянный концерт.

Поев, собаки принялись было играть, но дядя Иван окликнул их, и они послушно порысили за ним в тугаи.

Снова заскрипела дверь. По поющим от мороза ступеням невысокого крыльца спустилась девушка с ружьем, полная, со скуластым лицом, отцовским носом-пуговкой, который словно растаскивал красные от здоровья налитые щеки. Она тоже покормила собак и ушла в тугаи.

Вскоре дверь опять отворилась. На порог, держа в каждой руке по прекрасному ружью, вышла настоящая красавица: высокая, стройная даже в меховой одежде. Строгое лицо ее, чуть тронутое розовым морозным загаром, обрамлял вязаный шерстяной платок. Девушка принялась кормить очередную собачью пару. Потом лихо свистнула. Псы подбежали к охотнице, уселись, глядя на нее, а затем послушно и степенно пошли рядом по заветной привычной тропе.

— А почему у нее два ружья? — обеспокоенно спросил Кабаргин.

— Я тоже хугел бы это знать.

— Не с двумя же ружьями она охотится!

— Узнаем... Раз уж мы здесь, узнаем.

— И ружья-то, похоже, немецкие, — Вася повел плечами, чтоб хоть капельку согреться движением. — Больно хороша девица для охотницы. И на тебе — с двумя ружьями! Они же по нескольку тысяч стоят каждое!

Тут ступени крыльца буквально застонали. И я увидел на крыль

це женщину необычайной полноты. Странным даже показалось, каким образом она протиснулась в дверь дома. Женщина принялась готовить еду в собачьей кухне. Зажгла дымный очаг в коптильне по другую сторону дома. В открытую дверь мы видели много подвешенной рядами рыбы. Потом женщина ушла в дом и выпустила во двор семерых девчонок мал мала меньше. Старшей здесь не исполнилось, поди, и четырнадцати, а младшей — пяти. В детском гаме мы едва расслышали далекие выстрелы.

Лишь за полдень мать отправила девчонок в дом, в тепло, при одной мысли о котором у нас заходилось сердце. Нам казалось, что, поднявшись, и шага сделать не сможем, так закоченели.

Наконец-то появился с охоты дядя Иван. За пояс его были подвешены две утки и фазан. Он бросил выпотрошенную дичь в какой-то ларь около дома, занес ружье, вышел с топором, принялся что-то мастерить, тюкая инструментом по колодине.

— Пойдем, — сказал я Кабар-гину, чувствуя — ему совсем плохо.

Он даже икать начал — совсем закоченел, сердечный. Да и ждать больше ни к чему: всех домашних мы видели, а окажись посторонний в доме, то и он уж непременно высунул бы нос во двор.

Увидев нас, вдруг появившихся из тростника, бородач перехватил топор поудобнее. Потом шагнул было к псарне.

— Здрасьте, дядя Иван! — Мой крик заставил его остановиться. Оружия в наших руках не было.

56