Вокруг света 1976-12, страница 12

влагой. Почва мягка и податлива под сохой пахаря, который вслед за своим буйволом месит бурую жижу на рисовых делянках. Но в феврале—марте, на исходе шестимесячной засухи, все приобретает оттенок холодного пепла. Жухнет и превращается в мочало трава. Автомобили тащат за собой по дорогам лисьи хвосты красной пыли. И если летишь над страной в самолете, видно, как кое-где с иссушенных полей поднимаются вверх столбы черного дыма, словно сигналы бедствий с мертвой земли. Это жгут на золу рисовую солому — невызревший урожай сухого сезона.

Но в этом году столбы густого дыма поднялись в разгар влажного сезона...

Примерно в это время я и встретил г-на Фукео Фонарета. Мы не были с ним близко знакомы, но все-таки знали друг друга еще по прежним временам, когда десять лет назад я жил во Вьентьяне. В этом городе вообще невозможно было кого-то не знать, во всяком случае если он принадлежал к тому кругу, что в светской хронике назывался «весь Вьентьян».

Среди столиц Юго-Восточной Азии Вьентьян отличается малой населенностью. По справочникам, количество жителей во Вьентьяне колеблется где-то между 160— 200 тысячами. Десятки тысяч людей пришли сюда в последние годы. На окраинах, у рисовых полей, в болотистых низинах, полных тропического гнуса и зловоний, у берега Меконга, подальше от центра и кварталов фешенебельных вилл, в хижинах ютились беженцы, согнанные с родных мест военным лихолетьем: крестьяне, превратившиеся в грузчиков, мелких торговцев или «самло» — живой мотор трехколесной велосипедной коляски.

В 1966 году, когда я впервые прилетел во Вьентьян, мне казалось, что нигде я не видел столько нищих. Тянущих за подаянием руки бродяг, готовых на любой заработок безработных стало, однако, еще больше в последующие годы. После начала ожесточенных бомбардировок американскими самолетами территории Лаоса к ним прибавились толпы калек и беженцев, которым богачи совали пятисоткиповые бумажки — некогда целое состояние, а ныне гроши, — только бы от них отвязались... В центре беженцы бывали только на заработках между двумя главными улицами города — Самсентхаи и Сетт-хатхират, где и жил «весь Вьентьян» — тысячи две-три богатых

владельцев недвижимости, крупных оптовиков, компрадоров, политических воротил, военных, а также иностранцев и среди них несколько сотен «хиппи». В общем, через два-три месяца жизни во Вьентьяне нетрудно было начать ориентироваться в его «элите». А г-н Фукео Фонарет был среди этой «элиты» человеком заметным. Богач-миллионер («Настоящий, долларовый», — говорили о нем), сравнительно молодой, энергичный, обладатель десятков вилл, сдаваемых внаем, держатель акций нескольких компаний в соседнем Таиланде, владелец солидной недвижимости во Франции, Фукео Фонарет . поражал своей скупостью. Никто не видел, чтобы он платил за себя в ресторане. Он мог часами стоять на тропическом солнцепеке, следя за тем, чтобы маляры, красившие его дома, не воровали краску. Господин Фукео скупал только такую живопись и лаосскую бронзовую скульптуру, которые могли служить выгодным помещением капитала. Может быть, скаредность и подвела его в конце 60-х годов: его не переизбрали в ходе выборов в парламент вьентьянской зоны. Тогда, правда, никто из деятелей нестабильного режима не^знал точно и наверняка, где выиграет, а где проиграет.

Не попав в депутаты, Фукео помимо воли оказался среди «независимых» и попытался снова добиться кое-каких позиций в государственной машине (прежде всего чтобы влиять на размер собственного налога) в момент создания в 1973 году коалиционных органов власти. Откуда ему было знать> что революция пойдет дальше и через двадцать два месяца, в декабре 1975 года, народ свергнет чиновничий аппарат, сохранявший свою структуру с колониальных времен?

Еще в июле мне довелось столкнуться с лаосским миллионером в канцелярии тогдашнего премьер-министра. Затем в сентябре мы с ним оказались в одном самолете, летевшем из Вьентьяна в Бангкок. В аэропорту его почтительно встречали таиландские бизнесмены. А 9 декабря, спустя неделю после событий, круто изменивших судьбу страны, я столкнулся с Фукео Фонар'етом в празднично возбужденной толпе, валившей из ворот центрального стадиона. Только что закончился митинг, посвященный провозглашению народно-демократической республики. Подстригшийся под «народный бобрик», одетый в спецовку электрика компании «Электрисите дю Лаос», сгорбившийся, поникший, с

мрачным лицом, Фонарет сделал вид, что не заметил меня, и не ответил на приветствие. Едва кивнув трем-четырем людям, холеный вид которых не вязался с их солдатскими гимнастерками без знаков различия, он скрылся в ближайшем переулке. Вечером того же дня служащий одной из частных компаний, принадлежавших могущественному клану финансовых воротил Сананиконов, к которому имел отношение и Фукео, с убежденностью и, может быть, даже искренне уверял меня, что я не мог его видеть. «Что ему здесь теперь делать? После того что здесь произошло, он уже должен быть далеко... Денег у. него хватит — настоящих. Г-н Фукео кипы не брал...»

Кипы — лаосские деньги. «Настоящие деньги» — доллары (и почти любая валюта, лишь бы не кипы).

...Итак, в этом году столбы густого дыма поднимались над столицей и провинциальными центрами в разгар влажного сезона.

Жгли деньги. Их скопилось много: около 12 миллиардов кип — в банкнотах от пяти до десяти тысяч — во вьентьянском отделении Национального банка. В конце июня дензнаки старого режима обменяли на новую валюту. И теперь огонь превращал в пепел и прах стокиповые бумажки, похожие на французские франки; двух-соткиповые, напоминающие цветом и форматом американские доллары; пятисотенные и пятитысячные кредитки, пущенные в оборот в годы войны. Сворачивались в трубку и вспыхивали деньги с водяным знаком: три белых слона под буддийским зонтиком — символ удачи и покровительства неба, бывший герб монархии.

Кипы в казначействе считали уже на миллиарды. Появились пятисотенные бумажки (их сначала выпустили фальшивомонетчики, а потом, махнув рукой на все, стало выпускать казначейство), не заставили себя ждать и пятитысячные. Зарплату высокопоставленные чиновники режима увозили домой в чемоданах. 3840 процентов — таково было обесценение лаосской денежной единицы за двадцать лет. Официальное.

Страна, экономика которой находилась в самом зачаточном состоянии, была в полной разрухе. *

...Горели старые деньги, и густой жирный дым столбом стоял над городом,...

Во влажный сезон пахари месят бурую грязь вслед за буйволами.

ю