Вокруг света 1980-08, страница 33Чириков строго-настрого приказал к берегу не приставать. Только осмотреть вход в залив, смерить глубину, какое дно, по возможности выяснить, сможет ли корабль зайти в бухту и стать там на якорь, укрывшись от ветров. — Следи за сигналами, какие флагом подавать станем, — наказывал Трубицыну Чириков, свесившись через борт. — А ежели из пушки стрельнем, немедля возвращаться! Понял? И к берегу даже близко не подходить! Гребцы дружно взмахнули веслами. Бот стал быстро удаляться. Видели, как входил он в бухточку. Потом скрылся из глаз. Все, притихнув, ждали. Прошел час, другой, третий. Погода была все такой же солнечной, приветливой, тихой. Чириков, ссутулясь, заложив за спину руки с подзорной трубой, ходил взад-вперед по палубе. Часто останавливался, смотрел в трубу на берег. Нахмурившись, начинал ходить снова. В шесть часов он приказал поднять на мачте сигнал о возвращении и палить из пушек. Эхо от скалистых берегов ответило целой канонадой. Теперь минуты казались еще длиннее. Время словно остановилось. И все обрадовались, оживились, облегченно зашумели, когда с фор-марса вахтенный крикнул: — Идут! Ворочаются! Шлюпка подошла к борту, когда солнце уже спустилось к самой воде. Трубицын торопливо поднялся по штормтрапу, доложил: — Залива открытая, ваше высокоблагородие, защиты в ней от вестовых и зюйдовых ветров нет. Только с осту скалы прикрывают. — А глубина? — Мерили при входе в заливу, глубина живет подходящая — сорок сажен. — На берегу что видели? — На берегу лес растет большой — еловый, сосновый, вроде пихтовый. — А людей не видели? — Нет, пусто все. Ни людей, ни жилья неприметно. Тут не выдержал и, нарушая субординацию, восторженно подал голос из шлюпки Иван Панов: — Морских зверей много видели, господин капитан! Морских котов, бобров, сивучей. Лежат на камнях, греются. Не пуганные никем, как в раю, ваше высокоблагородие. Смотреть — душа радуется! Все заулыбались. Если звери непуганые, значит, им тут привольно. Хорошая, видать, землица. И людей опасных поблизости, похоже, нету. Все ждали, что скажет капитан. А он задумчиво смотрел на берег, уже начавший скрываться в вечерней дымке. Ночь наступает. Бухта защиты от ветров не имеет. Решил Чириков не рисковать: — Шлюпку на борт, крепить по-походному. Подняли паруса и отошли на ночь подальше от берега. И скоро все убедились, что опыт и предчувствие снова не подвели командира. К часу ночи ветер засвежел, а к утру уже разыгрался настоящий шторм. Хорошо, застал не у берега! Легли курсом на север и пошли на всех парусах... Утром, как посветлело, подошли опять к берегу поближе. Но его скрывал поднявшийся туман. Заметили только три небольших островка. На них гнездились во множестве птицы, вроде юрики и ару, какие живут и на Камчатке1. Определяясь, заметили, что еще подгоняет на север сильное течение. Стали делать на него поправку. И все время мешали ветер и туман, не попадалось удобной бухты, чтоб встать на якорь. Берега были все такие же высокие, крутые, щетинились хвойным лесом. Отдельные горные пики вздымались под облака. И нигде ни дымка, ни лодок не заметно, никаких признаков жилья. А зверья всякого много. Даже не в зрительную трубу, простым глазом можно рассмотреть на камнях сивучей, моржей. Киты плавают, выбрасывают, словно приветствуя корабль, сверкающие на солнце водяные фонтаны. Спокойны звери, непуганы. И чайки тучами кружат над скалами, окликают гостей скрипучими голосами. — Когда же пристанем?! Многие начали украдкой ворчать, сердито поглядывать на капитана. Сколько же можно плыть мимо такой благодати? Надо же наконец ступить ногой на землю. Все соскучились по суше, по шелесту листвы, запаху трав. А погода портится. То туман плотно закроет берег, то дождь зарядит — мелкий, надоедный. Чириков долго рассматривает скалы в подзорную трубу. Вот это явно вулкан, как на Камчатке. Такой же красноватый, словно обожженный, конус. Ни одного деревца на вершине. Июль, а на горах снег лежит, не тает. Вроде его даже больше становится. И пе диво: нынче, семнадцатого, зашли уже севернее пятьдесят восьмой параллели. Так, гляди, все хорошие места пройдем, окажемся в краях слишком холодных. Надо все же где-то встать на якорь, разведать Землю Американскую, хоть она и крутоберега. И вода питьевая нехороша стала, да и мало ее, может не хватить на обратный путь. Придется послать шлюпку на берег, обновить, пополнить запасы воды. Это довод решающий. И в час дня семнадцатого июля 1741 года, хотя погода скверная — облачна, и туман, и дождь, и ветер налетел мар-селевой со шквалами, — Чириков, посоветовавшись с офицерами, приказывает поворот оверштаг, чтобы подойти, сколь можно, поближе к берегу. Матросы кидаются готовить к спуску лонг-бот, а капитан опять решает нелегкую задачу: кого послать? Смотрит на Плаутина, на Аврама Дементьева. Так и рвется молодой штурман вперед. Все же он поопытней Елагина. — Вы пойдете, Аврам Михайлович, — хмуро говорит ему Чириков. — Слушаюсь, господин капитан! — И, не удержавшись, Дементьев горячо добавляет: — Спасибо, Алексей Ильич! Приложу все тщание, не сомневайтесь. — Готовьте людей, отберите, кто поопытней, — кивает Чириков. Прислушиваясь к суете сборов на палубе, он сидит у себя в каюте, сочиняет, как того требует Морской Устав, подробнейшую инструкцию для Дементьева — письменный «ордер» из одиннадцати параграфов. «Ежели жителей увидите, то являть к ним приятность и дарить подарками неболшими, — торопливо пишет Чириков, упорно игнорируя мягкий знак в середине слов, — чего ради изволите принять от прапорщика Чоглокова один котел медной, один котел железной, двести королков, три бакчи шару, один тюнь китайки, одну пятиланную камку, пять гомз1 и бумашку игол...» Подумав, капитан приписал: «Да от меня поручается вам десять рублевиков, которые, лаская здешним народом, по рассуждению вашему, давать и между тем у них спрашивать, — ежели, паче чаяния, посылающейся с вами коряцкого языка толмачь может с ними говорить, то через него, а ежель языка никто не будет знать, то хотя признаками, — какая это земля и люди под чьею властью и звать их не-сколко человек, чтоб побывали у нас на судне...» Слышно, как весело, радостно командует на палубе Дементьев, кого-то распекает Плаутин. Чириков, поразмыслив, продолжает писать: «7) ежели жители будут обра-щатся неприятелски, то от них оборонятся и, как возможно скоряе, на 1 А р у — кайры. Юрики — один из видов северных гагарок. 1 Корольки — бусы; шар — кирпичный чай (имеются в виду три пачки); китайка и камка — бумажная и шелковая ткань; г о м з а (правильное — гам-за) — якутская курительная трубка с длинным чубуком. 31
|