Вокруг света 1980-08, страница 4

Вокруг света 1980-08, страница 4

делати мал древни град, и прозва и званием Москва-град по имени реки, текущая под ним».

Оставила ли река память об этом событии? Конечно, оставила — обломки гончарной посуды и женских украшений, рукоятки мечей и истлевшие лоскутки одежд хранятся в Историческом музее и Музее истории и реконструкции Москвы. Сомнительно, что находки XII века будут продолжаться и в дальнейшем: русло и берега Москвы-реки изучены вдоль и поперек. Однако исто-

здесь собирали грузовики из частей, закупаемых за границей. Но пришла революция, и мастерские стали достоянием рабочей власти. Правительство приняло решение построить крупный автомобильный завод с новейшим-оборудованием. Создавая на месте АМО автоград, строители шутили: «К старой пуговице пришиваем новый пиджак». На праздничную демонстрацию в честь 7-й годовщины Великого Октября рабочие вывели первые десять советских грузовиков. Они пели толь-

рики и археологи не теряют надежд заполучить новые видимые свидетельства той эпохи. Капитан-дублер Слава Невмянов сказал, а капитан Федоров подтвердил, что и сейчас речные такелажники поднимают со дна реки вместе с жидким илом старинные монеты, пуговицы от камзолов, чугунные ядра, наполеоновские шпаги,, пушечные лафеты.

...Клубится, как прошлое, река, оставляя за кормой пенный извивающийся след, в нем тонут сейчас одинокие снежинки. Небо над Москвой понемногу расходится, дали проясниваются — весна, кажется, снова обещает стать весною... ' Плавно обтекая берега, РТ-324 проходит мимо бетонных причалов, кранов, складских помещений. Тянутся огромные заводские корпуса, высоченные трубы, серебристые кубы нефтехранилищ... Когда-то здесь простиралась изрытая болотистая равнина с зараженной почвой и отравленным воздухом. А теперь это территория ЗИЛа, бывшей Тюфелевой рощи, где первые богатеи России братья Рябушинские построили автомобильные мастерские АМО:

ко что сочиненную песню: «Разгромили Рябушинских, разогнали всех господ и на Ленинской слободке свой построили завод...»

Река делает крутую излучину, и на правом пологом берегу я вижу замоховевшие деревянные сваи-надолбы — размокшие и кое-где иссохшие до трухи остовы бревен, уходящие в воду. О них плещет сейчас наша волна. Надолбы, подсказывает капитан, безусловно, давнего происхождения: вероятнее всего, здесь когда-то были причалы, транзитные, перевалочные пункты, где товары, следовавшие с Оки, перегружали на плоскодонные, тупоносые московские павозки.

Да, да, был такой термин, нигде, кроме Москвы, не употребляемый, — павозки. И было здесь свое судоходство, не имевшее аналогов ни на Волге, ни на Днепре, ни на северных реках. Были свои сгонщики (мастера судовождения), свои коноводы, свои водоливы (лоцмаг ны). И свои суда, трудовой стаж которых измерялся не годами, а «водами». «Крепость и годность барки, — говорилось в старом речном справочнике Москвы, — определяют

ся не числом лет, которые она прослужила со времени постройки, а числом вод (навигаций), которые выдержала».

Лошади, которые бечевой тянули суда, подразделялись на классы: «больные^ работали на левом, достаточно крепком берегу; «коренные» — на топком и мшистом правом. А управляли ими лихие московские мальчишки: один вел лошадь за повод, другой подгонял ее кнутом. Коноводами обычно были зажиточные коломенские мужики, а сгонщиками — разбитной и нищий московский люд, который перед вскрытием реки собирался на Красном холме, у нынешнего Краснохолмского моста, нанимаясь к богатым караванным купцам за 75 копеек серебром.

Грязная и мелководная Москва-река была сущим наказанием для судоходов. В прошлом веке газета «Московские ведомости» писала: «В черте города летом река так мелка, что в иных местах едва стоит вода на 7 вершков». И это несмотря на то, что главную водную артерию постоянно подпитывали более 70 речек и ручьев, впадавших в пределах Москвы. (Сейчас многие из этих речек — Неглинная, Черто-рый, Сивка, Ольховец, Капелька, Рачка, Нищенка, Пресня, Сара, Да-ниловка и другие — заключены в трубы и текут под землей.) Баржи, барки, павозки, насады и плоты-сковородни часто застревали на фарватере, преграждая путь остальным судам. На одном из перекатов в 1905 году на мель села деревянная баржа с сеном, принадлежавшая орловским купцам; ее занесло песком и илом, и со временем здесь образовался новый остров, на котором, рассказывают, даже косили траву...

— Симонов монастырь проскочили, — вскользь замечает Слава Невмянов, сменяя у пульта управления своего капитана. Я вижу, что Федоров чем-то встревожен: он подозрительно прислушивается к гулу машины и все время на воду поглядывает, как будто ждет от нее беды. А ведь Владимир Владимирович, как мне говорили, может с закрытыми глазами пройти этот маршрут: двадцать два года работает на реке — не шутка...

Слава включает рацию, и в рубку врываются шорохи эфирных помех.

— Диспетчерская, говорит РТ-324. Подходим к Алексеевскому мосту...

Есть такое правило у речников — регулярно докладывать о местонахождении своего судна.

— Почему опаздываете, 324-й? Почему график движения нарушаете? — мигом вступает в разговор главный диспетчер Западного порта Александр Александрович Аниш-кин. Голос у него спокойный и

2