Вокруг света 1980-09, страница 51

Сил уже нет. Есть только одно желание: выжить. Дотянуть до вечера. Хотя бы до сегодняшнего вечера. Кто-то падает, харкая кровью.

— А ну, вставай, лодырь!

Приклад безжалостно бьет больного по голове.

Человек поднимается и снова падает, пытаясь нагнуться за оброненным ломом. Товарищи протягивают руки.

— По местам!

Он снова встает. И снова удары ломом о камень. Тупые, безнадежные удары. И солнце над головой. Солнце, от которого некуда деться.

Книга «Таррафал. Свидетельства» рассказывает:

«После охранников и москитов клопы были самыми жестокими врагами. Никаких химикатов у нас не было, мы проглаживали тряпье, одежду горячими утюгами.

Другим врагом были блошки, они въедались в ноги, отчего возникали фурункулы. Они причиняли нестерпимый зуд, и, чтобы вырвать такой фурункул вместе с поселившейся внутри блошкой, приходилось вырезать и кусок здоровых тканей. Если не вырезать, возникало нагноение, что вело к ампутации пальца или даже ноги. Таких инвалидов на острове было много.

Суббота проходила в борьбе с клопами, стирке, мытье.

В воскресенье подъем объявлялся, как обычно, в пять часов. И если ничего не случалось, мы отводили воскресенье для чтения и занятий. Беседовали о политике.

Так было только вначале. Режим ужесточался. В тридцать седьмом году комендант решает отрыть вокруг лагеря ров 20 августа заключенных выстраивают на плацу. «Врач» Эсмералдо Пайс начинаем «осмотр».

Из шестидесяти узников, у которых к тому времени появились симптомы

Прощание с останками героев.

малярии, только пятеро были освобождены от работы.

Мы протестовали, но напрасно. Нас построили в шеренгу_ш и работа началась. Августовское солнце нестерпимо жгло, земля раскалилась, и те, у кого не было обуви, переступали, подпрыгивали, чтобы не обжечь ноги. И ни ветерка. Ни тени.

Мануэль дос Рейс требовал от охранников, чтобы, они заставляли нас работать во всю силу, но каждый день все больше и больше узников заболевали малярией.

Начался один аз самых трудных периодов в истории Таррафала. Мы называли его «тяжелое время». Погибли первые товарищи.

Каждое утро охранники врывались в бараки, чтобы определить, кто еще в силах идти рыть ров, а кто — по их мнению — притворяется больным.

— Подъем! Шагом марш на работу!

Потом начались дожди. Потоки воды, упав на горячую землю, поднимались жарким паром, окутывали нас липкой влагой. Ливни прервали работы во рву; Но, как только небо очистилось, мы снова копали землю, задыхаясь от зноя.

Во- рву оставалось все меньше и меньше узников.

— На работу/ Нечего притворяться! — орали охранники, хотя каждое утро, появившись в бараках, они видели следы рвоты, видели наших товарищей, еще здоровых, спешащих к больным с жестянками.

Узники погибали один за другим. И в «медпункте» раздраженно позевывавший Эсмералдо Пйис выписывал очередное свидетельство о смерти. На анкете появлялся кривой росчерк: «Умер».

Тело укладывали в гроб, за которым приезжал из поселка грузовик. Караульный солдат садился в кабину рядом с водителем. В кузов поднимались десять самых близких товарищей погибшего. На плацу выстраивались в две шеренги узники. Грузовик медленно ехал между ни-

Фото И. ФЕСУНЕНКО

Франциско и Мануэль подходят и воротам бывшего лагеря смерти.

ми, и товарищи обнажали головы, отдавая последнюю и единственную возможную почесть погибшему. В воротах грузовик останавливался для проверки. И в этот момент в лагере наступала абсолютная тишина. Неподвижные, похожие на скелеты, изголодавшиеся, исстрадавшиеся, измученные малярией и желтухой люди в тряпье и обносках провожали взглядом грузовик, исчезающий за забором.

А потом был недолгий путь до кладбища Ашада, где не было салютов, цветов и речей. Лишь два негра-могильщика на краю вырытой могилы, ожидающей гроб.

Падала земля на крышку, мы сжимали кулаки, прощаясь с погибшим, и шептали для него и для нас самих:

— Борьба продолжается, товарищи!»

Да, борьба продолжалась! В этих чудовищных условиях они не сдавались, продолжали жить и учиться, готовиться к будущей революционной работе, к которой намеревались вернуться после освобождения.

49