Вокруг света 1980-11, страница 45

жение второго завета Игната Некрасова. «Не сообщайтеся с турками» — строгое следование потомков этому наказу атамана и является причиной громадного интереса ученых — этнографов, языковедов, социологов — к «Игнат-казакам».

...Селение Бин-Эвле, что в переводе на русский значит «Тысяча домов», раскинулось на берегу озера Майнос. Здесь и жили некрасов-цы — обособленно, замкнуто, по древним казацким законам. Потому и сохранили язык, устную поэзию, обычаи, одежду своих пращуров. Представляете: в XX веке мы знакомимся с бытом, говором, песнями, социальным устройством донской казачьей общины XVII века! Была здесь своя «конституция», свой кодекс поведения — те самые «Заветы Игната», две «статьи» которого нам уже знакомы. Заветов было много, и каждый знал их назубок, знал свои права и обязанности, свой долг перед общиной и турками. В основном «Заветы» копируют казачьи обычаи XVII века:

— высшая власть в общине принадлежит казацкому кругу, в который входят все совершеннолетние члены общины мужского пола;

— исполнительная власть возложена на атамана, который избирается кругом на год и может быть смещен раньше срока в случае серьезной провинности;

— судебной властью является также круг, и решения его обязательны для каждого члена общины;

— заработок все сдают в войсковую казну; из нее каждый получает ²/з заработанных им денег; остальное идет на школу, церковь, помощь больным, престарелым, на вооружение войска;

— если муж обижает жену, она, с разрешения круга, может покинуть его, а муж наказывается кругом.

Были заветы и особого свойства, продиктованные условиями жизни на чужбине:

— брак может быть заключен только между членами общины;

— всякие ссоры с турками запрещены, общение с ними разрешается только по необходимости (дела торговые, военные, уплата налогов и прочее);

— ни один член общины не может отлучаться из нее в одиночку;

— в случае войны казаки выступают на стороне турок, но подчиняются только своему атаману.

Есть среди заветов и совершенно удивительные для того времени:

— наживать добро можно только трудом;

— грабеж, разбой, убийства недопустимы и караются, по решению круга, смертью;

— даже на войне казак не должен грабить, ибо нажитое таким путем добро неправедно;

— церковь в общине не автономна; она подчиняется кругу; поп, отказывающийся выполнять решения круга, может быть изгнан и даже убит;

— шинков (кабаков) в общине быть не должно, «чтобы народ не пропал».

Занимались некрасовцы исконно казацкими промыслами — охотой, рыболовством, разводили скот.

Писаной истории этого крохотно-го государства¹ не существует.

¹ Община действительно была небольшой: из тысячи домов при создании поселка ко второй половине XIX века осталось не больше трехсот; эпидемии чумы и холеры при отсутствии медицинской

помощи сделали свое дело.

Не было у некрасовцев своих летописцев. Но память народная сохраняла легенды и «бывальщины». Вот почему, говоря о некрасовцах, так часто приходится обращаться к фольклору. Помогают и рассказы сегодняшних некрасовцев о том, что сохранялось веками до последних дней, о том, например, как происходили собрания круга.

...Еще с вечера обходит поселок есаул (тоже выборная должность, от громкого офицерского чина осталось одно название; у некрасовцев это просто посыльный, курьер), стучит в каждое окно:

— Атаманы-молодцы, не расходитесь, не разъезжайтеся по свету, а кто куда пойдет или поедет — десять лиров войсковой приговор.

Бывали штрафы и крупнее, все зависело от важности вопросов, подлежащих обсуждению.

Атаман приходит на площадь первым, садится на завалинку, вокруг него старики. Постепенно собираются и остальные.

Атаман объявляет подлежащий рассмотрению вопрос.

— Как рассудите, атаманы-молодцы? — и снимает шапку. Это имеет двоякий смысл: во-первых, свидетельствует о его уважении к кругу как высшему органу власти, во-вторых, служит сигналом к началу прений.

Когда наконец стороны приходят к согласию, круг выслушал всех желающих, атаман надевает шапку. С этой минуты он снова власть. Подзывает есаула, формулирует ему только что вынесенное решение, тот во всеуслышание повторяет его.

За большие провинности атаманов сменяли. А за малые? Как и всех прочих, секли. Тут же, на площади. Приговор круга приводил в исполнение есаул, если обида нанесена всей общине, а по «частному иску» — обиженный. Эта процедура тоже имела определенные традиции. Особо важным считалось «не подать голоса», не проявить слабости. Казак, закричавший под розгами, не мог рассчитывать на уважение общины, на выборные должности. Обычай предусматривал и благодарность кругу. Наказанный атаман кланялся на все стороны: «Спаси Христос, что поучили!» — и только после этого надевал шапку. Тут же казаки извинялись перед властью: «Прости, Христа ради, господин атаман!» Атаман, уже застегнутый на все пуговицы, при шапке, свысока бросал: «Бог простит...»

В 1864 году на Майносе побывал русский путешественник В. Иванов-Желудков. Уже тогда об «Игнат-казаках» ходили легенды, причем в России, где не очень-то любили вспоминать о них, легенды самого мрачного свойства. Говорили, что посторонних они к себе не пускают,

живут в запустении, как дикари, топят по-курному. Рассказ «русского европейца», тоже не лишенный тенденциозности, тем не менее опровергает эти домыслы.

...Встретили его в Бин-Эвле радушно. В каждом доме одна и та же картина: «Хата так чисто выбелена, будто она выточена в куске мела или мрамора. Глиняный пол гладок и чист, как не знаю что».

В разговоре с казаками затрагивает он политические темы. Здесь хозяева абсолютно несведущи, они незнакомы даже с самыми важными событиями внутренней жизни Турции. О Европе знают только, что там «ерманец живет».

— Видаетесь вы с донцами? — спрашивает путешественник.

— В войну видаемся, да какое же это виданье?

— А не совестно биться с ними?

— А мы и не бьемся, мы через них палим, они — через нас, а убивства нет. Как можно нам с ними би!ься — мы свои, — отвечают некрасовцы.

Казачки потчуют гостя старинными русскими блюдами, «каких и в лучших московских трактирах не сыщешь», поют песни, рассказывают «бывальщины» и «побаски». Вот одна из этих* колоритных историй, причем гостя честно предупредили, что это, «по всему видать, не бывальщина»:

— Игнат был большой боярин. Звали его Некрасой оттого, что у него зубы во рту были в два ряда. Как царица увидала впервой Игната, так и всплеснула руками: разорит, говорит, энтот человек мое царство, недаром зубов столь много. И стала засылать сватов к Некрасе: женись, говорит, на мне, царем будешь, а не то я тебе голову отрублю. А коль так, говорит Игнат, то спасибо тебе на хлебе, на соли, на твоем царском жалованье. Взял народ и пошел...

Так жила эта экзотическая республика, в начале XVIII столетия отказавшаяся от «неправедного добра», награбленного у неприятеля, и до нашего века сохранившая телесные наказания. Но через 130 лет после исхода в замкнутом мирке Бин-Эвле происходит то, с чем знакома любая цивилизация: община делится на богатых и бедных.

Турецкие власти в отношении некрасовцев вели себя так же, как и русские цари. С одной стороны, прекрасные солдаты, честнейшие люди (именно «Игнат-казаки» во время военных действий охраняли войсковые кассы и гаремы), с другой — весьма непокорный народ, не признающий ни аллаха, ни судов, ни начальников. Пытались призывать их в турецкую армию: «мы — казаки, нам в аскеры (солдаты) дороги нет», — и предпочли выпла-

43