Вокруг света 1981-03, страница 18

поселились два семейства сапсанов, бакланы птенцов вывели, орлы частенько стали кружиться. Думаю, тоже «квартиры» присматривают. Вот, если ваш журнал «Вокруг света» возьмет над Карадагом литературное шефство, будете приезжать, сами увидите перемены.

— Леонид Григорьевич, позвольте один, последний, вопрос. Согласен, что заповедники создаются для науки и сохранения природы и поэтому им нужен не просто щадящий, а запретный режим, Но вот лично вам не жалко, если Карадаг станет прекрасным, но, увы, пустым «храмом природы»?

Коваленко помолчал, задумчиво посмотрел на причудливо изломанные контуры Карадага и неожиданно возразил:

— Почему вы считаете, что он будет пустым храмом? Придет время, и мы откроем его для посещения организованных экскурсий. Конечно, только по обозначенным тропам, обязательно в сопровождении егеря или гида, который сумеет показать все наиболее интересное здесь. Потом, вы же сами сказали, что заповедник должен служить науке. Значит, он будет не храмом, а лабораторией, многоотраслевым НИИ, если хотите. Но об этом вам лучше расскажет Алла Леонтьевна Морозова, шеф нашей биостанции, или ученый секретарь Валера Трусевич.

БУДУЩЕЕ НИИ

Накануне мы долго обсуждали с Рюриком Михайловичем, каким должен быть оптимальный режим Карадага. За время нашего непродолжительного знакомства я успел проникнуться уважением к этому человеку, бывшему моряку, участнику Великой Отечественной войны. Он целиком разделял точку зрения Коваленко о необходимости доступа туда экскурсантов, так сказать, «в рамках закона».

— Какой забор ни поставь, хоть ток пропусти, все равно будут лезть. Любопытство рождает нарушения. Ну и еще желание потом похвастаться: «Как же, конечно, был». Вот вам простой пример. Сейчас в Планерском отдыхает человек тридцать художников, многих я знаю. И все, как один, клянутся, что приехали сюда на натуру только из-за Карадага.

Между прочим, слово «заповедовать» сейчас понимается однозначно — «запрещать». А ведь изначально главным у него было другое значение. Посмотрите у Даля: «...наказывать к непременному, всегдашнему исполнению, завещать какую-либо обязанность». Вот и нужно, чтобы заповедник был не только храмом и лабораторией, но и классом, где бы учили, как следует обращаться с природой. Да еще показали на натуре, как эта бедная природа страдает и гибнет, когда не соблюдаются обоснованные наукой правила. Будь я директором, знаете, что уже сейчас бы сделал? Разметил маршруты по Карадагу, по

добрал одного-двух толковых проводников, хотя бы среди здешних пенсионеров, да организовал в Планерском, Феодосии и Судаке предварительную запись на экскурсии. Уверен, пользы заповеднику было бы не меньше, чем от десятка егерей. А главное — воспитывали бы людей, особенно молодежь.

Эти мысли Рюрика Михайловича, показавшиеся мне заслуживающими внимания, я и хотел обсудить сегодня на биостанции. К сожалению, оказалось, что депутат Алла Леонтьевна Морозова отбыла в Судак на сессию местного Совета. К ученому секретарю пробиться было почти нереально: едва из его угловой лаборатории выходил очередной жрец науки в белом халате, как Валера устремлялся в кабинет Морозовой, где требовательно верещал телефон, потом бежал на звонок уже к себе, и, пока я успевал выдвинуться на исходные позиции у двери, перед самым моим носом туда входил кто-нибудь из сотрудников биостанции. Выручил Анатолий Яковлевич Столбов, старший научный сотрудник лаборатории физиологии и биохимии рыб, который ранее знакомил меня с проблемами усталостной выносливости, стрессовых нагрузок и предынфарктных состояний у подданных Нептуна. Он решительно распахнул дверь и с шутливой укоризной обратился к Трусевичу:

— Ты что же это заставляешь ждать прессу? Смотри, как бы потом не пожалел...

Когда я изложил Валерию соображения моего коктебельского знакомого о целесообразности регулируемого допуска посетителей на Карадаг, он в принципе согласился с ними. Но тут же привел веский контраргумент, с которым, увы, не может не считаться директор заповедника: штаты И смета. Пока они более чем скромны. В ближайшее время прибавятся лишь пять научных сотрудников — геоморфолог, ботаник, гидробиолог, зоолог и эколог. А работы для них непочатый край.

— По образному выражению известного географа Семенова-Тян-Шан-ского, заповедник — это красивый сундук с хорошо сохранившимися дедовскими вещами. Так вот, на Карадаге нужно прежде всего провести инвентаризацию этих вещей, оценить их состояние, определить, где что подштопать и подправить. Например, одних только цветковых и споровых растений здесь более тысячи, из которых сорок занесены в каталог редких и исчезающих. Их предстоит спасать в первую очередь. Потом общее картирование растительности в заповеднике. Представляете, какая это трудоемкая работа? Так что пока, года три-четыре, с экскурсиями придется подождать. И вообще пускать на Карадаг лишь тех, кто занят научными исследованиями. Для остальных никаких исключений.

Признаться, позиция ученого секре

таря показалась мне слишком жестокой. Но Валерий поведал, какой бой ему пришлось выдержать с одним преподавателем института, который привез сюда студентов на геологическую практику и никак не хотел понять, почему «в виде исключения» им не могут позволить «постучать молотками» на Карадаге. «Поймите, одним лицезрением геолога не сделаешь»,— доказывал он. Так что действительно единственный выход — никаких исключений.

Кстати, это в равной мере относится и к акватории моря у берегов Карадага. Благодаря уникальности донного рельефа и состава горных пород здесь на сравнительно небольшом участке встречается 95 процентов представителей флоры и фауны Черного моря. Есть тут и свои браконьеры— в частности, прогулочные катера, которые, несмотря на строжайший приказ капитана Феодосийского порта Юрия Павловича Большакова, норовят зайти в запретную зону заповедника. За подобные злостные нарушения судоводителю «Николая Старшинова» пришлось даже покинуть капитанский мостик.

— Скажите, Валерий, с какой целью к заповеднику отнесена километровая прибрежная акватория?

— Причин несколько. Во-первых, эта зона характеризуется отсутствием опресняющих и загрязняющих элементов и поэтому может являться эталоном для разработки стандартов чистоты вод при решении международной проблемы охраны окружающей среды. Во-вторых, у Карадага находится единственное на все Черное море нерестилище знаменитой барабульки. Приходит сюда метать икру также и камбала, ставрида. Естественно, что снующие туда-сюда суда отпугивают рыбу. Понадобится не меньше полутора-двух лет, пока она усвоит, что у Карадага для нее созданы идеальные условия.

Вообще, наш заповедник отличается прежде всего тем, что научные исследования в нем будут вестись по широкому спектру проблем: процессы эрозии и почвообразования; биология и экология морских животных и растений; наземные позвоночные и беспозвоночные; прогнозирование развития биосферы и целому ряду других.

Результаты этих исследований будут иметь большое значение для развития таких научных дисциплин, как геология, почвоведение,геоботаника, зоология, гидробиология, биогеоценология. И конечно, нельзя забывать еще об одном важном моменте. О нем очень хорошо сказал вице-президент Академии наук УССР, председатель Национального комитета по программе «Человек и биосфера» Константин Мер-курьевич Сытник: «Карадаг — наша национальная ценность, которую мы должны в полной сохранности передать потомкам».

16