Вокруг света 1981-05, страница 37

Экспедиция уходит в поиск

разные стороны. Чуть задержался, промедлил — и никого не поймаешь. Затем камень в сачке вынимаешь из воды и начинаешь в ведре смывать с него живность, которую в дальнейшем, отфильтровав через промывалку, помещаешь в банку. Одно грубое движение, и кого-нибудь ненароком можно раздавить. Точность подсчета зависит только от ловкости рук и еще от количества вынутых камней, которых желательно на одной точке иметь около десятка. А какая может быть ловкость рук, если уже после второго вынутого камня от холодной воды пальцы не гнутся. Поэтому вынул камень — отогревай руки на костре, отогрел — иди за следующим.

Но самая главная и наиболее нудная работа предстоит впереди, когда вернемся в лабораторию. Ведь с каждого камня смываешь не только живность, но и налипшую грязь, водоросли, песок. Камень должен быть абсолютно чистым, тогда будет уверенность, что все мелкие, незаметные глазу речные обитатели попадут в банку с формалином. От грязи их приходится отделять под микроскопом, потом переносить в отдельные пробирки, определять вид, замерять, взвешивать. Иногда на обработку одной такой пробы уходит больше недели. А проб этих набираются десятки, сотни, и все надо сделать до нового маршрута. Получается интересная картина: на месяц ты уходишь в тайгу, тебя ест мошка, ты ломишься сквозь завалы, чтобы потом год, а то и больше каждый день терпеливо сидеть за микроскопом, нюхая пары формалина и заполняя десятки тетрадей латынью и столбцами цифр. И все ради того, чтобы узнать, как идет процесс самоочищения в реках...

Но все это еще впереди, а сегодня перед нами вновь завалы, которые уже начинают действовать на нервы. Столько сил отдаешь на их преодоление, чтоб пропЛыть каких-то 50—100 метров! За целый вчерашний день сделано только три километра. График работ летит ко всем чертям!

Почти каждый день идут дожди, может начаться паводок, тогда вообще никаких проб невозможно будет отобрать. К тому же только что утопили последние четыре килограмма жира и маленький топорик. Гидрокостюмы не спасают, одежда почти вся мокрая. Не верится, что мы вообще когда-нибудь выберемся из этого лабиринта проток. Вот опять: вроде спокойный, тихий плесик, а поперек его тополь улегся. Ради смеха измерили диаметр ствола: 160 сантиметров! Попробуй распили такой. Вдобавок град пошел. Стучит отбойным молотком по каске...

Послал Игоря Штыцко обследовать ближайшую протоку. Тоже оказалась в завалах, но, говорит, их можно разобрать. И в который раз против течения тащим на себе плот. Хоть картину пиши «Бурлаки на Пильде».

На сегодняшнюю ночь мы имеем почти восемь квадратных метров высококачественного кочкарника. Вокруг коряво торчат мертвые, черные от влаги

ели. Рев соседнего водопада заставляет до неприличия повышать друг на друга голос.

К нашей компании впервые присоединился гнус — летучая букашка длиной полмиллиметра, жалящая больнее комара. Если с нормальными кровососами — мухами, комарами, крупной мошкой — можно договориться с помощью сеток, марлевых пологов или обмазывая лицо и руки какой-нибудь ядохимиче-ской гадостью, то с гнусом бороться бессмысленно. Он забирается в волосы и глаза, проникает под рубашку, даже в сапоги залезает. Человек со своей второй сигнальной системой может хоть десять раз слетать на Луну, но перед маленькой мошкой он бессилен.

Впереди еще 70 километров, а продуктов дня на четыре, не больше. Из-за поворота неожиданно показались горы. Те самые, к которым мы стремились уже несколько суток. Река идет под сопкой. Лучи заходящего солнца разжигают на воде то бордовые, то золотистые полосы. Над потоком склоняются могучие ели, охваченные сизыми гирляндами лишай-ника-бородача. Неприступными кажутся скальные обнажения прижимов. После многих дней маревого лабиринта — и вдруг такая благодать! Сергей Сиротский восхищается:

— Три километра за пятнадцать минут! Вот это шоссе!

У Игоря новость, которую все ждали с нетерпением: значительно повысилась перманганатная окисляемость воды. Если в верховьях река загрязнялась только минеральными взвесями, то ближе к устью их стало меньше. Весь ход речной жизни теперь определяет растворенное органическое вещество, которое поступает из тайги и болот вместе с дождевыми и грунтовыми водами. Судя по полученным нами результатам, минеральная взвесь уже сыграла в верховьях значительную роль. Скажем, если в незагрязненных речках количество живых организмов на грунте повышается на участках с более медленным течением, то на Пильде такого не происходит. На плесах взвесь постоянно выпадает в осадок, засыпая водоросли. Личинкам нечем питаться, поэтому их численность резко уменьшается. Сколько дополнительного корма лишается рыба в Пильде! Но плесы на реке никогда не будут заилены. Частые летние паводки, один из которых мы уже видели, промывают дно. Отсюда напрашивается вывод, что если сброс мутных вод прекратить, то без дополнительных мер очистки река самостоятельно восстановит свою нормальную жизнь. С некоторым запозданием восстановится и стадо рыб. А как же быть со стоками, содержащими минеральные частицы? Лучше, конечно, их вообще не сбрасывать. Но коли это невозможно, то сбрасывать нужно во

время паводков. Только при этом условии мы сохраним Пильду и подобные ей реки. Осталось доказать это цифрами.

Главная задача сейчас состоит в том, чтобы все пробы довезти благополучно до базы.

Впереди слалом, вода вспенивается. Гигантские топляки торчат немыми, безликими изваяниями. Безопасного прохода не видно. Очевидно, на этом скоростном перекате предстоят резкие остановки, развороты, рывки в сторону, зацепы, проходы против потока. У плота полная загрузка, следовательно, большая инерция.

Истекают ^последние секунды, когда еще можно остановиться. Посмотрел на ребят. Напряженно ждут, лица сосредоточенны. Слова звучат резко и жестко:

— Внимание! Приготовиться!

Выходим на первый слив, разбивающийся о какую-то преграду. Последние мгновения ожидания. Скорость увеличивается... Настоящая подковообразная ловушка, направленная дугой от нас. Поток между поваленных тополиных великанов через узкие ворота бьет в центр ловушки. От ворот до подковы от силы метра три-четыре. Скорость более двух метров в секунду. Таким образом, пройдя ворота, менее чем за две секунды надо как-то остановить плот, развернуть его и уйти от ловушки.

Алексей и Игорь слева делают мощный гребок вперед, а мы с Сергеем вместе с туловищем выбрасываем весла как можно дальше от правого борта и, всей тяжестью навалившись на них, гребем на себя, а затем вперед.

Плот, стремительно сместившись поперек потока, оседлал левым бортом выступ подковы. Это-то и было нужно. Теперь в ловушку не попадем. Хороший гребок от себя сделал Леша Сабусов, лучший за весь маршрут. Сделай он его хоть чуточку слабей, нас вокруг оседланного выступа течением закатило бы в ловушку. Сейчас же с помощью дугообразных, направленных по часовой стрелке гребков мы как шарик перекатываемся вокруг выступа в следующий слив. Теперь нос становится кормой, корма — носом. Команды выполняются мгновенно. Никто из ребят почти не смотрит, что впереди, куда идем. Только на весло, все силы каждому гребку.

Река петляет. Удачно уклоняемся от завалов в чистые узкие протоки. Выходим к сопкам. После постоянных дождей впервые за весь маршрут целый день светило солнце. Мы вышли сухими из воды, и не надо сушить у костра одежду, поэтому, когда Леша предложил сопку, у которой мы встали лагерем, назвать «Сухие штаны», все с шумом поддержали его. Тем более что на карте она безымянна.