Вокруг света 1981-05, страница 54

Убежище соболя в корнях кедра.

спустя сутки-двое после отлова».

Конечно же, это единичные случаи появления дикого зверька рядом с человеком. Но если его не преследовать с собакой, то он не будет сторониться человеческого жилья.

Всего Черникиным окольцовано за годы исследований несколько сотен соболей. Это делается для того, чтобы определить пути их миграций в горной тайге. Зверька обычно ловят осенью: с собаками загоняют на дерево, и ловец, забравшись на соседний ствол, снимает соболя капроновой петлей на палке. Причем, бывало, один и тот же соболь попадался ловцам два, а то и три раза за несколько дней.

Может показаться на первый взгляд после таких рассказов, что отлов соболя в заповедной тайге — простое дело для умелых людей. Однако это далеко не так.

Передвигаться в горной тайге даже посуху летом чрезвычайно трудно, не говоря уж о зиме. Это под силу лишь сильным и хорошо тренированным людям. Я обратил внимание на то, что большинство полевиков заповедника (то есть сотрудников, много работающих непосредственно в тайге) не курит. Они хорошо бегают на лыжах, способны преодолевать большие переходы с грузом по бездорожью. Как настоящие сибирские охотники, владеют многими умениями. Могут починить, а то и заново смастерить лыжи, подбитые нерпой или оленьим камусом, мастерски водят моторные лодки, мотонарты, ставят зимовья.

Некоторые из сотрудников занимаются и пушным промыслом. За пределами заповедника им выделяют охотничьи участки и задают план на добычу и сдачу государству пушнины. Добывают белку, колонка, соболя.

на речке кудалды

«Охоту» на соболя мы снимали на Южном кордоне. Он лежит в тридцати километрах от Давши. Добрались туда на автомобиле по зимнику. Местами лед был чистый от снега, и через полутораметровую толщу хорошо просматривалось дно Байкала с россыпью белых камней, стайками хариусов и других рыб. Возле берега зеленовато-хрустальными глыбами высились нагромождения байкальских торосов. Их здесь называют прижимами (лед с центра озера сдвигается к берегам). С некоторых глыб сказочными бородами свисали длинные прозрачные сокуи (сосульки).

Южный кордон Сосновка находится в устье речки Кудалды. Именно здесь когда-то был центр заповедника. Сейчас у строений кордона стоит мемориальная плита. На ней надпись:

«Здесь 1 июня 1914 года высадилась экспедиция в составе: Г. Г. Доппель-маира, К. А. Забелина, 3. Ф. Сватоша, А. Д. Батурина, Д. Н. Александрова. Результатом этой экспедиции явилось

учреждение в 1916 г. Баргузинского соболиного заповедника, ныне Баргузинского государственного заповедника».

Именно тогда начиналось возрождение соболя на огромных просторах Сибири. Стоя у памятника, особенно ясно сознаешь, какое трудное и великое совершалось дело. Сейчас наша тайга вновь стала соболиной. Считают, что их уже около 600—800 тысяч особей.

Десятки поколений таежников на протяжении веков тропили (шли по следу) бесценного зверька. По зимнему следу вообще-то и изучали образ его жизни: что ест, как охотится, где отдыхает, когда выводит потомство. В дикой природе соболиная тропа была, да и остается по сей день важнейшей «лабораторией» для исследования биологии соболя.

Ценнейшие и достоверные сведения (что называется, из первых рук) о биологии скрытного зверька передали ученым охотники. Сказался вековой опыт добычи соболя. Вроде бы все знали добытчики, на любые вопросы давали твердые, убежденные ответы. Однако специалисты никак не могли получить приплод от соболей в неволе. В чем же загвоздка? Таежники убеждали, что гон (свадьбы) идет у зверьков в феврале — марте. Это заблуждение длилось до тех пор, пока наш замечательный натуралист профессор Петр Александрович Мантейфель не провел тщательное научное исследование биологии соболей и развеял эту «легенду», определив, что гон идет в июле — августе. Его работы позволили в 1929 году получить первый приплод от соболей. Так закладывалась основа новой отрасли звероводства — клеточного совхозного соболеводства.

охотничьей чумницеи

Отправляя нас с Константином Филипповичем Черныхом ставить жи-воловушки на соболя, хозяин кордона Иван Свиридович Оробцев, могучего сложения бородатый старик, недоверчиво покачивал головой. Он не верил в успех. По его словам, соболя наскоком взять трудно. Хотя бывает, что он сам в руки идет. Мы удивились: «Так уж и в руки?»

— А вот свидетель,— показал Свиридович на жену, Евдокию Ивановну. Она утвердительно кивнула головой.

В 1971 году летом, когда Оробцев еще работал в Алтайском заповеднике, пошел он с собачонкой Пулей на покосы. Вышли на чистый луг. Пуля возьми да и подними соболя. А тот панически боится собак. Деревьев вблизи нет, деваться некуда. Он и вскочил Свиридычу на голову. Оробцев хвать зверька руками. Соболь кусаться. Да куда там. Принес его домой. Жена так и ахнула.

— Неужто живой?..

Полюбовались зверем, да и отпустили в лес. Вот ведь какой случай.

...Эвенкийские лыжи, подбитые мехом, называют чумницами. А след от них, лыжню, широкую, как тропа,— чумницей.

Черных бежит через редкий лес к виднеющимся невдалеке горам легко и быстро. Я еле поспеваю за ним.

Внезапно он останавливается, рассматривает следы, чутко прислушивается к голосу лайки. Машет рукой. Мол, давай ко мне. И вот свежий соболиный след. Один, второй, третий. Зверь петляет, запутывает нас и уходит.

— Эх, собака молодая,— огорчается охотник. — Мою бы сюда! Хотя снег глубокий. По нему любой собаке

52