Вокруг света 1981-06, страница 37
были бы обширней, не будь постоянного давления человека на границах парка. Однако слонам пока вполне хватает пищи, и они не стремятся расширить радиус своих действий. Наибольшая угроза их будущему существованию — расширение сельскохозяйственных угодий. Стоит слонам вернуться на свои бывшие территории, как они тут же входят в конфликт с человеком. Электрифицированная ограда охраняла слонов от людей, а урожай людей от слонов, но только вдоль границы парка с деревней. В других местах, где не было спасительной ограды, к самой границе парка подступало настоящее море ферм. Однажды жители деревни убили молодого самца, который лакомился посевами. Это произошло на самой границе парка, но вне заповедной зоны. В лагере я достал аэрофотоснимки 1958 года и разыскал место, где произошло убийство. На фотографиях не было и следа человеческого жилья и посевов. Фермеры поселились у границ парка за последние десять лет. Ущерб от слонов пока еще сдерживал их распространение, но проблема посевных площадей становилась все острее, фермы, конечно, в ближайшие десять лет вплотную подойдут к границам парка. Под растущим давлением демографического взрыва может стать нежелательным и сам парк. И если окружающее население не получит от него каких-либо выгод, его существование будет трудно оправдать. Вполне возможно, что территория парка — учтем еще, что слоны влияют на численность акаций, при высокой плотности животных деревья гибнут, лес разрежается — начнет сокращаться, как шагреневая кожа. У матриарха Боадицеи, конечно, сохранились горькие воспоминания о колониальной эпохе, когда охота была разрешена на западном берегу озера. Она выражала свои чувства частыми атаками против машин с туристами, хотя никогда и не доводила их до конца. Наиболее терпимой к человеку была слониха из семьи Боадицеи по кличке Вирго. Она была смела и независима, но приручилась очень быстро. Я даже нашел в себе мужество идти рядом с ней пешком, когда следовал за группой, но прежде удостоверился, что матриарха поблизости нет. k Некоторое время я давал Вирго плоды различных растений, чтобы выяснить пищевые привычки слонов, но вскоре прекратил подкормку по настоятельной просьбе директора Управления национальных парков Танзании Джона Оуэна: он боялся, что, если слониха привыкнет к подачкам, она станет подходить к машинам, клянчить фрукты и сердиться, не получая еду. Печальный случай произошел с одним взрослым самцом по кличке Лорд-Мэр Парра в парке Кабалега. Он привык искать пропитание в помойных ящиках и автомобилях. К несчастью, слон также привык переворачивать и трясти машины, если не получал съестного. Его пришлось пристрелить. Я уверял Джона Оуэна, что у Вирго совершенно иной характер, но по размышлении осознал его правоту — опыты были ошибкой. Я хорошо знал, что Вирго неопасна, но был неверен сам принцип подкормки потенциально опасных диких животных. Мое поведение могло дать пример другим людям поступать так же, а это обернулось бы риском для них. Не один фотограф нашел смерть, пытаясь слишком близко подойти к слонам в африканских национальных парках. ПУТИ К ВЫЖИВАНИЮ Летом 1970 года исполнилось четыре с половиной года моего пребывания в Маньяре. Я сильно изменился за этот период. Начал я в одиночку, преследуя чисто научные цели, но после появления Ории и женитьбы на ней стал смотреть на жизнь иными глазами, оценив значение личных и семейных связей. Быть может, я осознал эту перемену в результате происшествия, случившегося в одну из последних недель. Однажды, оказавшись без оборудования и имея в запасе всего одну стрелку с транквилизатором, я решил снять радиоошейник с молодого самца из семейной группы Сары. Трудностей не предполагалось, но защитный круг не дал возможности приблизиться к поверженному слону: мать пыталась поднять его,а скрещенные бивни Сары держали меня на расстоянии. Через некоторое время стало ясно, что без противоядия слон погибнет. Пришлось подогнать машину к слонам. Они разбежались все, кроме Сары. Слониха защищала молодого самца всем телом, поставив переднюю ногу на лежащее животное. Оставалось пойти на риск. Мне удалось подъехать на машине вплотную к животному и сделать укол, но тут же бивни Сары проткнули радиатор. Вначале она, как бы испытывая прочность металла, нанесла пробный удар, но затем, обретя уверенность, вонзила бивни на всю длину и толкнула машину. Я отпустил тормоз, машина покатилась. Мхожа выстрелил в воздух. Мы ударились о дерево, и бивни Сары скользнули по капоту, едва не задев оператора, сидевшего слева от меня и снимавшего происходящее. Я осторожно вылез из машины, чтобы оказаться вне пределов досягаемости Сары. Слониха с силой ударила бивнями по рулю и удалилась. Слоны ополчились на мою машину в третий раз, и это мне не нравилось. Коллективная защитная реакция — один из факторов, который позволил слонам выжить в борьбе с хищниками в течение сотен тысяч лет, но сейчас она не срабатывает. Изменились условия. Человеку с огнестрельным оружием ничего не стоит истребить слонов. Отныне дело выживания слона перешло в наши руки. Наступило последнее утро в Маньяре. Накануне я официально передал лагерь национальному парку. Мы продали часть наших вещей, а остальное погрузили в «лендровер», чтобы Мхожа и шофер могли отвезти самый тяжелый багаж в Наивашу. Я был счастлив, что лагерь пригодится исследователям, служителям парка и визитерам, которые, может быть, чем-то помогут слонам — знаниями, любовью, деньгами. Однако не могу забыть пессимистические слова Бернгарда Гржимека, произнесенные, когда он гостил у нас: «Вы разбили здесь прекрасный лагерь, но тем самым создали еще одну человеческую колонию среди дикой природы. Ваши несколько домов могут оказаться ядром будущего города». Быть может, он прав, и следовало перед отъездом разрушить ндальский лагерь, как бы красив и очарователен он ни был?.. Два года мы прожили в Оксфорде, каменном городе, где стрелы зданий пронзают утренние туманы. Я работал над диссертацией, излагал свои наблюдения на бумаге вместо того, чтобы жить со слонами. В 1972 году я закончил диссертацию, защитил ее и... вернулся в Африку. Мы прибыли в гостиничный домик поздней ночью на машине со спущенными шинами. У въезда в Ндалу фары осветили фигуру Мхожи. Утром нас разбудили плеск воды у скал, крики птиц и хруст веток, которые жевали слоры позади дома. Лагерь почти не изменился с нашего отъезда. Вокруг дома разросся кустарник. Одна из больших тенистых акаций засохла, наверное, от старости. Если это так, то она одно из редких деревьев, избежавших бивней слонов. Я пешком прошел по поредевшему лесу и заметил, что нетронутыми остались только сорок процентов из отмеченных мною деревьев. Именно такую пропорцию я и предвидел; значит, тенденция «шагреневой кожи» осталась неизменной. При таком темпе через десяток лет все деревья исчезнут. В Восточной Африке свирепствовала засуха. В Цаво, где слонам предоставили возможность самим восстанавливать равновесие, умерло около 5 тысяч животных. Маньяра избежала худших последствий засухи, поскольку, когда все высохло, слоны укрывались в Граунд Уотер Форест или в лесу Маранг. А когда пошли дожди, слоны сохранили хорошую форму. Я без труда узнал их — они мало изменились. Рисунок мелких отверстий в ушах Сары полностью соответствовал фотографии, сделанной шесть лет назад. Единственное заметное изменение касалось ее скрещенных бивней, выросших на несколько сантиметров. Через несколько недель во время поездки по парку я увидел громадную самку. Она тряхнула головой и повернулась к нам. Я узнал знакомую голову и рисунок уха. Пульс бешено забился: третья сестра Торон в очередной раз посещала северную часть парка. Местность была ровной, поэтому я развернул машину и остановился. Слониха яростно взревела и бросилась на нас, с непостижимым уп- 3* 35 |
