Вокруг света 1981-09, страница 42ВИТАЛИИ злотников ВЕРТОЛЕТ над ПЕЧОРОЙ арьян-Мар полдня не давал погоды из-за бурана, неожиданно налетевшего с Баренцева моря, и они вылетели из Печоры уже часа в четыре, когда все остальные экипажи давно возвратились на базу. Анатолий Иванович представил себе маленькие уютные комнатки отдыха для летчиков, где возвратившиеся из рейсов пилоты играют сейчас в шахматы, смеются, спорят из-за графика завтрашних полетов, и завистливо вздохнул. В юности Анатолий Иванович мечтал, что станет летчиком и обязательно облетает весь мир. Летчиком-то он стал... Но как же это получилось, что он на всю жизнь застрял здесь, на Севере?.. Впереди него в штурманской кабине сидел молодой парнишка, почти ровесник его сына — студента пединститута — и тоже Игорь. Анатолий Иванович, ежедневно видя впереди себя его черноволосый затылок, грустно вздыхает: ну что бы стоило им поменяться местами! А ведь этот Игорь тоже не послушался своего родителя — манси. Сын охотника и оленевода, выросший в чуме, он окончил штурманскую школу и теперь видит оленей только с высоты птичьего полета. На каждый праздник отец привозит ему строганину и печально кивает головой. Вертолет вошел в густые облака и некоторое время летел в сплошном тумане. — Игорь, не сбился с курса? — спросил Анатолий Иванович. — Все нормально, командир! — ответил тот с небольшим северным акцентом и склонился над своей штурманской картой. На прошлой неделе, когда они тем же маршрутом шли в Нарьян-Мар, тундра была еще совсем белой. А сейчас внизу, посреди снега, тускло блестели широкие, залитые водой проталины и мутные топи болот. В такую распутицу ни один вездеход не решится выйти из гаража, вся надежда на них, летчиков. — Михалыч! — проговорил в ларингофон командир. — Аюшки? — ленивым голосом отозвался пожилой радист, с которым Анатолий Иванович летал уже около пятнадцати лет. — Настройся-ка на Москву, послушаем, где какая погода. В наушниках послышались треск и свист, и минуты через две появилась Москва: «Температура воздуха: в Домодедове — плюс 15 градусов, в Красноярске — минус 3, в Нарьян-Маре — минус 27...» — Эх, в Алупку бы сейчас слетать! — неожиданно ворвался в метеосводку мечтательный голос второго пилота Генки. — Почему обязательно в Алупку? — спросил Михалыч. — У него там дача с коровой,— усмехнулся бортмеханик Владик Журавлев, который сидел за перегородкой позади командира. Они с Генкой были близкими друзьями, и Владик постоянно подшучивал над ним. Генка весело засмеялся и собрался уже что-то съязвить в ответ, но в этот момент в наушниках послышался озабоченный голос штурмана: — Командир, внизу на льдине человек. По широкой, разлившейся километра на четыре реке шли и шли льдины, спеша на север, в Нарьян-Мар и дальше, к Баренцеву морю. И вот на одной из них сейчас что-то чернело, какой-то предмет, совершенно неразличимый с высоты двух тысяч метров. — Ящик какой-нибудь, а ты говоришь: человек! — заметил второй пилот. — Однако, человек это,— упрямо повторил Игорь. Анатолий Иванович с такой высоты тоже не мог разобрать, что там такое чернеет, но он верил штурману — прирожденный охотник, тот видел то, что не видят другие, и за два года их совместной работы не было еще случая, чтобы зрение обмануло его. Анатолий Иванович переключил управление на себя и повел вертолет на снижение. — Рыбак, наверное, — произнес Игорь. — Может, ты еще скажешь, сколько он рыбы наловил? — насмешливо спросил Владик. — Однако, ничего не успел наловить, мешок пустой,— серьезно отозвался штурман. Стрелка высотомера замерла где-то на ста метрах, и теперь уже можно было отчетливо разглядеть, что это действительно человек, каким-то образом оказавшийся на хрупкой льдине среди свирепой бурлящей реки. Командир еще снизил машину и повел ее за льдиной, соображая, что можно предпринять. Льдину вертело и крутило во все стороны, и бортмеханик, наблюдая за ее зигзагами, то и дело вскрикивал: — Смотрите, смотрите, сейчас перевернется! — Я доложил диспетчеру,— вмешался Михалыч,— сказали, вышлют спасательный катер. — Какой там катер! Он доберется сюда только через несколько часов... Ты мне скажи: сумеем мы его снять канатом или не сумеем? — Что ты, Толя! — безнадежно вздохнув, отозвался радист.— Канат-то короткий. Как только снизимся, льдину перевернет. Анатолий Иванович и сам понимал это. Ми-6 — тяжелая машина с большущим винтом. Когда он садится на землю, то взрослый человек, оказавшийся поблизости, сгибается пополам от мощного воздушного потока, который исходит от винта. А что же будет с маленькой шаткой льдиной? — Анатолий Иванович, давайте сбросим ему спасательный пояс,— предложил бортмеханик. — А что толку? — отозвался за командира Михалыч.— На льдину при таком ветре мы все равно не попадем... Да хоть бы и попали. Думаешь, далеко уплывешь на твоем поясе по такой реке? Между тем человек на льдине, завидев над собой вертолет, уже радостно махал руками, приветствуя экипаж. Он был уверен, что теперь для него все страшное уже позади, что его обязательно спасут, не могут не спасти. Но грузная машина все кружила и кружила в нерешительности над ним, и на некоторое время в кабине воцарилось тягостное молчание. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, разорвать это молчание, Анатолий Иванович спросил у радиста: — Михалыч, что диспетчер говорит? — Говорит, чтобы действовали по обстановке. Радист чуть помолчал и сказал опять: — Сообщают, что, наверное, это геолог из экспедиции с побережья. Его двое суток разыскивают. Не переставая следовать за льдиной, вертолет начал медленно снижаться, и по воде пошла рябь от воздушного потока. — Игорь, следи за льдиной, будешь корректировать меня,— сказал Анатолий Иванович штурману. — Есть, командир,— с готовностью отозвался тот и не мешкая приступил к своим обязанностям:— Чуть правее, командир... Еще мало-мало... Теперь мало-мало вперед... По мере приближения вертолета льдину стало так качать, что «пассажир» уже с трудом удерживался на ней. 40
|