Вокруг света 1981-09, страница 46

В день почитания предков из сундуков достают старинные костюмы.

как под одеялом в этой промозглой и всепроникающий влаге. Узкие щели улиц чайнатауна начинают звучать. Поначалу лишь чуть-чуть шуршит метла дворника в потрепанном ватнике; копошится на мостовой у бара «Старый будда» помятое существо с опухшим лицом, лязгает замок решетчатой двери аптеки, где продают женьшеневые корни и спиртовую настойку из оленьих рогов. В огромном мусорном контейнере лихорадочно роется лысая старуха, торопясь до прибытия мусорщиков выудить пакеты с каплями недопитого молока, остатки бананов, отслужившие свой век носки. Чуть подрагивает деревянная коробка-пекарня, где потные и изнуренные за ночную смену парни дубасят вздутые горы теста и надрывно пыхтит огнем допотопная, покрытая сажей печь. Оживает жизнь в пестрых домах с остроконечными изогнутыми крышами — поют чайники, гремят кастрюли, чирикают человеческие голоса. Стал испаряться туман, уступая место голубому небу и сверкающему солнцу.

На площади Портсмаут, где в 1846 году впервые был поднят американский флаг в Сан-Франциско, начинают собираться старички. Они приветствуют друг друга так церемонно, словно не расстались лишь накануне вечером. Сплетни, прогнозы, воспоминания. Эти старики в теплых плащах, черных, подбитых войлоком костюмах, жилетах и

накрахмаленных воротничках, приобретенных еще в тридцатых годах, в который раз переживают в беседах навсегда ушедшие дни, когда они были матросами, мясниками, грузчиками, дворниками, поварами.

Они живут на мизерные пенсии, которых едва-едва хватает на оплату в приютах и полусгнивших гостиницах, уход за единственным костюмом и одну, от силы две скромные мисочки еды в сутки. Полдень сигнализирует им, что пора начинать шахматные баталии. На листках бумаги они рисуют шахматные доски, приклеивают их к газетам, которые расстилают на гранитных плитах. Игра идет шумно, с улюлюканьем, подшучиванием, взрывами споров. Забредают на площадь хулиганы. Иногда они пристают к старикам: срывают с них шляпы, топчут шахматные доски. Полицию старики не зовут — у них нет десяти центов на телефон, да и с английским языком они не в ладах, хотя приехали в Америку очень давно.

А на центральной улице китайского города бешено хохочет реклама, ломятся от уток по-пекински, черепашьих супов и жареных медуз сверкающие чистотой рестораны. Воркует гадальщик, воет уличный джаз, веселит праздную толпу серьезный и совсем белый мим, на кирпичной стене гонконгского банка клочья портрета Чан Кайши. На крыше торговой палаты трепещут, сплетаясь на океанском ветру, тайваньский и американский флаги, негромко льется печальная органная мелодия из-за кованых дверей строгой протестантской церкви, стреляют хлопушки,

толкается нетерпеливый туристский люд у входа в музей восковых фигур. Туристам, конечно, невдомек, что за всей этой яркой мишурой, экзотикой и пестрым хаосом идет в чайнатауне совсем другая жизнь — вовсе не разноцветная, а организованная, налаженная.

И страшная

ШЕСТЬ КОМПАНИИ

Бобби Мяо категорически не доверял почте, хотя сам и продолжал работать сортировщиком писем на сан-францис-ском почтамте. Всю переписку с жильцами (по вопросам квартплаты, вселения, выселения) он предпочитал вести через своего дворецкого. Звали дворецкого Джереми Т. Вок Вай. Это был уже пожилой человек с телом борца и лицом интеллектуала.

Передав очередную депешу Бобби Мяо, Вок Вай сразу не уходил. Он не отказывался попить чайку, покурить. Так я постепенно узнал историю его жизни.

Родился он в Китае в начале века, в провинции Гуандун. К двадцати годам остался один — часть родственников умерла с голоду, другая разбрелась кто куда. Вок Вай, переплыв в трюме океан, прошмыгнул на берег и очутился в Сан-Франциско. Английским языком не владел, с ремеслом незнаком. Куда податься? Порасспросил народ в чайнатауне, узнал, что ему обязательно помогут в фамильном клане Вок. Все носящие фамилию Вок считались по китайской традиции родственниками и имели право на членство ^п этом клане. Пошел к руководителю клана — бога

44