Вокруг света 1982-04, страница 51

данно крикнул он по-английски.— Вам здесь делать нечего.

— Врубите погромче,— сказал Дружинин, не оборачиваясь.— Чтобы потом не говорили, что не слышали.

Он поднес к губам палочку микрофона, и голос его густым звоном динамиков накрыл и тральщик, и катер, и море вокруг:

— Ваш катер грубо нарушает правила судовождения, что может привести к столкновению. Командование советского корабля заявляет решительный протест против ваших провокационных действий.

— Вы находитесь в израильских территориальных водах,— крикнули с катера.

— По просьбе египетского и по решению Советского правительства мы проводим боевое траление в египетских водах,— снова прогудел над волнами голос Дружинина.

— С июля шестьдесят седьмого года эти воды вместе с Синайским полуостровом принадлежат Израилю.

— ООН считает их временно оккупированными. ООН признает эти воды египетскими.

Помедлив минуту, черный человек скрылся в рубке. Катера, как по команде, разошлись в стороны и, набирая скорость, все глубже зарываясь в пенные буруны, покатились по широкой дуге, зачем-то забирая за корму, туда, где покачивалась цепочка флажков на красных буях, обозначающих трал.

И в этот миг дернулась палуба, и там, далеко за кормой, где скользили в синих глубинах тралы, высоко вспучилось море, и тяжелый рев взрыва прокатился над кораблем. Высокая волна швырнула катера, и они, круто развернувшись, помчались прочь от тральщика.

Прибежал боцман с баночкой, полез на рубку. Соскочил на палубу, отошел за шпиль полюбоваться своей работой.

Словно нануганное взрывом, море сглаживало волны, сверкало тысячами ослепительных бликов. Полуденный ветер нес с Синайского берега раскаленное дыхание пустынь.

— Как обед? — спросил командир у боцмана.

— Праздничный! — весело ответил боцман.— Свежие овощи, фрукты, компот из холодильника...

— Катер, слева семьдесят — десять кабельтовых! — перебил его, как всегда, громкий доклад наблюдателя.

Катер возвращался один, тот самый, с акульей пастью. Уже не заходя за корму, он приблизился к борту, и тот же человек спросил по-английски:

— Когда уйдете из этого района?

—- Когда выполним правительственное задание,— по-английски же спокойно ответил командир.

Черный человек постоял минуту, раздумывая, потом нырнул в рубку, и катер, резко отвернув, пошел по дуге, забирая вперед по курсу корабля. Он сделал там несколько непонятных кругов и на полной скорости помчался к Синайскому берегу.

Алтунин стоял на мостике, смотрел на море, на белое, совсем выгоревшее в этой жаре небо и думал о том, как прокомментировать провокации израильтян в своей очередной политбеседе. Взрыва он не услышал. Палуба вдруг дернулась из-под ног. Алтунин больно ударился о переборку и, должно быть, на какое-то мгновение потерял сознание. Очнулся от того, что кто-то поднимал его. Под ногами хрустело: все плафоны и стекла в рубке были перебиты. Командир стоял на крыле мостика и кричал не в микрофон, а прямо так, голосом:

— Осмотреться по бортам и отсекам!

За кормой, совсем близко от корабля,

еще баламутилась вспученная взрывом вода, и над ней вился зеленоватый дым.

Трансляция не работала, и кто-то снизу, с палубы, передавал командиру доклады с боевых постов:

— Заглох дизель-генератор!

— Разбит главный распределитель ный щит!

— Сорвана крышка фильтра, в машинное отделение поступает вода!

— Переносные пожарные насосы доставлены в моторное отделение!

Командир кивал: пока все нормально. Даже более чем нормально: переносные насосы тянут на сто килограммов, а их так быстро перетащили по трапам из одного помещения в другое...

— Нет питания на руле! — доложил из глубины рубки пришедший в себя рулевой.

— Перейти на аварийное управление!

Рулевой побежал на корму, где в последнем отсеке был ахтерпик, рум пельное отделение. Его опередил недавно сменившийся с вахты командир отделения рулевых старшина 1-й статьи Васильев, нырнул в люк. В этот момент совсем остановился двигатель, и непривычная тишина повисла на корабле. Только слышалось шлепанье матросских сандалет по палубе да разнобойный стук где-то в глубинах корабля.

—₍ Отдать якорь! — приказал командир.

Боцман сам крутился на баке, отдавая стопора. Якорь-цепь глухо загремела в клюзе. Гремела долго, грохот угнетал своей бесконечностью: глубина в этом месте была приличной. Корабль дрейфовал, а рядом непротраленные участки, и все понимали, что дважды такого везения, чтобы мина взорвалась не под днищем, а чуть в стороне, не бывает.

— Что в машине? — крикнул командир рассыльному внизу на палубе. И спохватился, вспомнил о переговорных трубах. Этим архаичным приспособлением обычно не пользовались, но сейчас только они и могли выручить.

— Машина! — крикнул он в раструб, вырвав пробку.— Что в машине?

— Вода поступает через кингстоны,— прохрипела труба голосом корабельного механика капитан-лейтенанта Викторова.— В топливной цистерне трещины, хлещет соляр!

— Заделать пробоины!

— Выполняем...

— Я туда,— сказал Алтунин, ткнув рукой в палубу. И быстро соскользнул по трапу, нырнул в темный прямоугольник двери. Пробежал по коридору, незнакомо сумрачному от неяркого аварийного освещения, и увидел боцмана, стоявшего в странной позе: он прижимался грудью к стенду, висевшему на переборке, раскинув руки по фотографиям, словно боялся, что эти люди, изображенные на снимках, сейчас разбегутся. Алтунин подошел к боцману вплотную и увидел кровь на его лице.

— Ранены?!

-- А! — мотнул головой боцман.— Стеклом порезало... Я говорил, что нельзя его тут... нельзя... я говорил...

— Чего нельзя?

— Вешать нельзя тут... Все должно быть на своем месте... Помогите,— прохрипел боцман.

Алтунин подхватил его под руки. Боцман повернул окровавленную щеку, прохрипел раздраженно:

— Не мне... Эту доску... стенд повесить помогите. Падает, проход загораживает...

Вдвоем они быстро укрепили стенд на переборке. Боцман вытер лицо ладонью и, перехватывая стенд, оставил на нем красные отпечатки рук.

— На перевязку вам,— сказал Алтунин.

— Ерунда...

— На перевязку! — строго повторил он, и боцман удивленно посмотрел на него: откуда такая жесткость в голосе у всегда мягкого замполита? Но ничего не сказал, пошатываясь, пошел по коридору.

Из распахнутой двери дохнуло на Алтунина промасленной духотой. Внизу валялись разбросанные паёлы, блестела замазученная вода. Из поврежденных кингстонов тремя фонтанами хлестало море. Через горловину топливной цистерны выпирало соляр. То и дело оступаясь на паёлах, скользя ногами по черной жиже, топтались в трюме несколько человек аварийной партии, заделывали пробоины.

Алтунин кинулся к цистерне и сразу понял, в чем дело: соляр выдавливается забортной водой. Значит, пробоина где-то там, внутри, и, чтобы заделать ее, надо лезть в этот соляр. Причем без водолазного костюма, иначе в горловину не пролезть.

А соляр, радужно поблескивая, как живой, все шевелился на серой поверхности цистерны, скользкий, растекался под ногами быстро взбухающей лужей. Мелькнула мысль: не откачать ли его весь? Но за соляром хлынет морская вода, а море не перекачаешь.

— Кто пойдет? - услышал он голос Викторова.

Невысокий, коренастый матрос подался вперед, сказал обиженно:

— Это же мое заведование... Я же первый сюда прибежал!..

........ Давай, Бирюков, только быстро...

Остальным по местам.

4 «Вокруг света» № 4

49